Внезапно стало горячо, слишком горячо, одежда, казалось, душила. Она сделала слабую попытку расстегнуть пуговицы рубашки, чтобы вырваться из плена материи.
«Свободна». Стон, что издала Джой, казалось, принадлежал не ей. Люк приблизил лицо, её губы разошлись в исступленном призыве. Словно в отдалении она услышала горловой звук, похожий на довольное мурлыкание гигантской кошки, но с едва различимой угрозой. Глаза Люка казались совсем чёрными из—за расширившихся зрачков, мощные порывы обоюдного желания слились воедино. А затем Джой больше не могла выносить этого и в окончательной капитуляции закрыла глаза, со стоном запрокидывая голову. Губы прижались к её горлу, она ощутила нежное давление зубов. Это взволновало её без всякой причины, но рассудок был не в состоянии думать об этом.
Его губы заскользили по её горлу, а язык, горячий и слегка шершавый, очертил подбородок. Джой сильнее зажмурила глаза, её губы вслепую искали его рот. Она сгорала, пылая невыносимым безумным жаром, который был внутри и снаружи. Люк поймал зубами нижнюю губу и, прикусив, слегка потянул за нее, затем успокаивающе погладил языком разгорячённые губы.
А затем, наконец—то, его губы, твердые и в то же время потрясающе живые, накрыли ее, подчиняя себе так же, как несколькими мгновениями назад, показавшимися ей вечностью, его глаза взяли вверх над её. До Джой донёсся его хриплый стон, когда язык Люка проник в её рот. Каким—то образом его руки, уже не державшие её, были повсюду, смыкаясь вокруг неё, словно поймав в силки. Его склонившееся сильное тело было словно гибкой клеткой, из которой не было никаких сил вырваться на волю. Пульс забился в беспорядочном ритме, когда поцелуй сделался глубже, взывая к потаённым частям её чувственности, приглушая мягкие, рвущиеся наружу, стоны.
Люк переместил руки вниз, высвобождая рубашку Джой из свободного пояса джинсов. Ей хотелось помочь ему в этом, но жёсткое давление тела сковывало движения, она пылко отвечала на твёрдую силу его мягких губ, осыпая рот и грубый подбородок россыпью коротких поцелуев. Его пальцы нашли и погладили обнажённый участок её спины, спуская джинсы с бёдер. Джой наконец—то удалось высвободить одну руку, которой она тут же начала расстегивать свои джинсы, едва сознавая, что делает. Сейчас Джой была во власти инстинктов, и её инстинкты желали лишь одной вещи.
Одним плавным движением Люк опустил Джой спиной на диван, отпуская её руки, запутавшиеся в его рубашке. Дрожащие пальцы трудились над пуговицами, касаясь темных, с бледными вкраплениями, волосков на его груди. Джой спустила рубашку на спину, и Люк повёл плечами, высвобождаясь из неё, словно это была вторая мешающая ему кожа. Ее собственная рубашка была прижата ее телом, выставляя грудь тяжелым потокам воздуха. Несмотря на стоявшую в комнате жару, соски почти что болезненно затвердели.