Как-то раз я зашел в гостиную, когда мама показывала Папе Бритве старые вещи Катрин. Розовое платьице в оберточной бумаге.
— Вот всё, что от нее осталось, — говорила мама. — Нужно оставлять вещи на память. Чтобы было что вспомнить. Вещи, имеющие значение. Вы согласны?
— О да, — отвечал он, — спору нет.
— Так мы и блуждаем по жизни, вцепившись в вещи: фотографии, одежду, письма, локоны, открытки. Беда только, что все это ни к чему. Жизнь сама становится не больше, чем этот мусор. У тебя есть всё, что напоминает о жизни, но ты и не жил по-настоящему. — Она положила платьице в коробку, закрыла крышку. — Это всё, что осталось от моей маленькой Катрин. Мой муж так никогда и не мог поверить до конца, что она умерла. Иногда по ночам я слышала, как он разговаривает с ней. "Ну как дела в школе, Кет?" Я слышала, как он ее спрашивает: "А подружки у тебя есть?" А иногда, когда прислушивалась, — клянусь, я слышала, как она отвечает. Честное слово, я ее слышала. В конце концов, я уже больше не могла этого вынести. Я сказала Джейку, что он сводит меня с ума. "Она умерла, ее больше нет, — сказала я ему. — Невозможно жить прошлым". Боюсь, что правда сильно его напугала. Я напомнила ему о прошлом, которое он хотел забыть. Вот почему он меня бросил. Это было не из-за другой женщины. Не в этом дело. Это чтобы найти другую… другую историю.
— Так он не умер, — сказал Папа Бритва.
— Нет, — ответила мама. — Хотела бы я, чтобы он умер, но он жив.
Папа Бритва встал, прошел мимо меня в свою комнату. Несколько минут спустя я двинулся за ним, встал на колени перед дверью, заглянул в замочную скважину. Он сидел у окна, серебряная шкатулка в ладони, и плакал. Он вытащил что-то из шкатулки, поднес к губам и поцеловал. Что-то маленькое и желтое. Птичий клюв, подумал я.
На следующий день он впервые не спустился к завтраку.
— Поднимись-ка, посмотри, что он там делает, — попросила мама. — С моим-то везением… не удивлюсь, если он истекает кровью у меня в ванной.
Я поднялся, но в ванной никого не было.
Я робко постучал в дверь. Донеслось слабое бормотание. Я вошел. В комнате было темно и воняло средством от мух и жареным хлебом. Папа Бритва был в постели.
— Кажется, мне слегка нездоровится, Карадог. Будь добр, спроси свою маму, могу ли я сегодня остаться в постели.
Когда я сказал маме, она воскликнула:
— Так я и знала! Ну что я тебе говорила! Чертов инвалид! — Она поднялась к нему и спросила напрямик: — Это серьезно?
— Нет. Думаю, слегка простудился.
— Позвать врача?
— Нет-нет, что вы. Пожалуйста. Не стоит поднимать шум.