Второй, хладнокровно отсчитал Одинцов, наклонившись за новым метательным снарядом, но тут же отдернул руку. Похоже, он ошибся, подарив противникам дротик, куда более опасный, чем их короткие ятаганы! Оставив дротики в покое, он поднял чель и с нарочитой неуклюжестью выставил его перед собой. Чем позже ксамиты поймут, на что способно в его руках это оружие, тем лучше.
Четверо лазутчиков уже огибали костер. Ни гнева, ни страха не отразилось на их лицах при неожиданной атаке пленника; застывшие бронзовые маски, холодные глаза, твердо сжатые губы… Да, это были опасные бойцы! Три неподвижных тела лежали на земле, словно напоминание о жестоком уроке, но они не боялись айденского пса! К тому же их оставалось еще четверо…
Они разошлись в стороны, окружая Одинцова. Женщина встала за костром, шагах в десяти от огня; в ее руках был дротик, и Одинцов не сомневался, что с такого расстояния она не промахнется даже в мелкую монету. Мужчины, обнажив изогнутые мечи, приближались к нему; по-видимому, ксамиты не собирались оставлять в живых такого несговорчивого пленника. С левой стороны подступал тощий, справа – бородатый, губы которого время от времени кривила злобная усмешка. Последний воин, крепкий и довольно рослый, по плечо Одинцову, шел в лобовую атаку. У этого, кроме меча, был метательный нож, и сейчас он покачивал клинок в правой руке. Судя по ухваткам, этот парень умел кидать ножи.
Одинцов отшвырнул ногой в костер груду дротиков. Затрещали сухие древки, охваченные пламенем, огонь взметнулся метра на полтора, от кожаных ремешков, намотанных на рукояти, повалили клубы вонючего дыма. На какое-то время – секунд на двадцать-тридцать – он обезопасил свой тыл.
В следующий миг он рухнул на землю, спасаясь от ножа – тот просвистел над самым его плечом. Когда Одинцов поднялся, рослый ксамит был уже в трех шагах; остальные атакующие набегали с обеих сторон, потрясая клинками. Отступив от костра, Одинцов ударил снизу, резко и неожиданно, концом рукояти по колену рослого. Тот споткнулся и клюнул носом, подставляя незащищенную шею; тяжелый хайритский клинок перерубил ее почти напополам. И в следующий миг лезвие челя, словно удлинившаяся по волшебству смертоносная рука, стрельнуло вправо, в горло бородатому. Одинцов прыгнул, чтобы не попасть под клонившееся к земле тело, и чуть не угодил в огонь.
Чертыхнувшись, он выбросил свое оружие на всю длину широким веерным замахом. Третий из нападавших, словно почувствовав неладное, отпрянул в сторону, прикрываясь клинком. Чель, однако, имел чудовищную зону поражения – до трех метров, считая с длиной руки Одинцова, – так что тощему ксамиту ускользнуть не удалось. Стальное острие на излете перечеркнуло его живот кровавой полосой, и воин, хватая воздух широко раскрытым ртом, навзничь рухнул в траву. Плохая рана, подумал Одинцов и милосердным ударом добил последнего противника.