— Какие остальные? — вылупил глаза верзила, — Никого боле нету. Козолуп, Червень и я.
Акела рывком запрокинул его голову назад и, вдавив чуть сильнее лезвие в кадык, прошипел: "Ну, тебя добром просили, сам выбрал".
— Да нету никого! — срывающимся голосом закричал детина и вдруг заплакал, увидав воочию, что смертушка-то вот она, рядом. И не увидеть ему матушки и соседку Светанку не высватать и вообще, вот он, карачун.
Друзья переглянулись. Андрей отбросил дубину. Акела спрятал нож, достал сигареты. Закурил, наблюдая, как пленный, сидя на земле, размазывает ладонями слёзы по здоровенной морде.
— Ну, что, Василич, экстренное потрошение принесло свои плоды. У агрессора два «двухсотых», у нас потерь нет, пьяных нет. Да плюс «язык», хоть и не такой уж «длинный».
Андрей остро глянул на него и, уловив не высказанный подтекст, ответил, пожав плечами: "Мы не звери, господа, и история нас не осудит. Адекватный ответ, только и всего".
— Если такой умный, почему не богатый? — Акела улыбался. Это была их, так сказать, дежурная шутка.
Василич, довольно усмехнувшись, сделал шаг к пленнику, который уже перестал реветь и только изредка икал и шумно всхлипывал, утирая рукавом нос. Юниор, блин! Крепко взяв его за шиворот, он рывком поднял налётчика на ноги, резко встряхнул — голова болтнулась из стороны в сторону. Глаза юнца умоляюще смотрели на суровых разведчиков. Жалко дурака, но растекаться слёзной лужей что-то не тянуло. Не окажись они проворнее, вряд ли бугай осознал бы, что был, мягко говоря, неправ.
Борисыч, приблизив своё лицо к лицу пленника, глядя в переносицу, тихо спросил: "Как зовут тебя, чадо?"
— Кури…, - сипло ответил тот, прочистил горло и ещё раз добавил, — Курила.
— Хорошее имечко. А с какого ты града или веси?
— Из ГрЩшевки я. Это недалече, версты три. Там матушка у меня живёт. Не казните смертию, люди добрые, хоть виру возьмите, хоть отслужу.
— А вот интересно, — задумчиво протянул Андрей, — знает ли его матушка, чем её чадо промышляет? Что она скажет, если рассказать о твоих подвигах?
Детина резко подломился в коленях, рванул на груди вышитую красными петушками рубаху.
— Не надо матушке…. Смилуйтесь! Не своей охотой я…. Червеню в карты проигрался, он и сказал — или на разбой с нами или в бабу превратим. Куда ж мне деваться-то было?!
"— Жило двенадцать разбойничков,
Жил атаман Кудеяр,
Много разбойнички пролили
Крови честных христиан…"
Рука бывшего мента вторично поставила незадачливого «кудеяра» на ноги.
— Честными гостями примет нас матушка твоя? Издалека мы, переночевать негде, где города, где веси, — не знаем.