Жила, тем временем, выполняя долг гостеприимства, подал вновь прибывшему кусок жареного мяса и ковш браги. Пока он ел и пил, никто не приставал к нему с вопросами. Поставив на землю пустой ковшик, воин учтиво поблагодарил за спасение и за приют.
— Моя родная земля расположена на Западе, я уже привык, что здесь её мало кто знает.
— Странно, — тихонько сказал другу Барс, — внешним видом он больше напоминает викинга, чем французского дворянина. Хотя… Мы и своё-то прошлое как следует, не знаем, а это, вообще, другая реальность.
Акела согласно кивнул, внимательно слушая парня.
— Отец мой, да успокоится с миром его душа, — продолжал рассказ Серж, — владел замком на севере Галлии, на берегу моря. Когда мне было семь лет, на наши владения напали норманны. Вы их зовёте ругами, сами же себя они называют викингами. Отец рубился до последнего и сложил голову на пороге спальни матери, где мы с ней прятались вдвоём. Нас обоих захватил конунг, их вождь, который сразил мечом моего отца.
Я и тогда был воином, но семь лет — это только семь лет. Стащил нож и ночью попробовал убить того норманна. Он отобрал его у меня, но не убил, только надавал крепких подзатыльников, а потом объяснил, что моего отца он убил в честном поединке один на один.
"Твой отец, — сказал он мне, — был настоящий воин. Я с большим трудом победил его, но победил честно. А ты хотел меня зарезать исподтишка, ночью спящего, как трус. Это недостойно сына такого славного воина. Тебя извиняет лишь то, что ты ещё щенок и ничего не понимаешь в этой жизни. Я не убью тебя, для меня в этом нет чести.
Когда ты вырастешь и станешь настоящим воином, я разрешу тебе подраться со мной, ты имеешь на это право, сейчас же ты молокосос, связываться с которым для меня — позор. Надо мной будут смеяться женщины и Один лишит меня удачи. Иди к матери и не мешай мне спать".
Ле Кок замолчал и, глубоко затянувшись цыгаркой, глядя сквозь огонь куда-то далеко. Блики пламени плясали на его грустном лице.
— Ну и что? — первой не выдержала Смышлёна, — ты убил его, когда вырос?
Серж улыбнулся, очнувшись от дум.
— Я вырос в его семье, потому что мою мать он взял третьей женой и она перестала быть рабыней. Меня он растил, ничем не отделяя от родных сыновей. Этот конунг сам учил меня сражаться. Некоторые говорили, что глупо собственными руками растить собственную смерть. Но он только смеялся им в лицо и говорил, что умрёт не раньше, чем Норны оборвут его нить. На это, любил добавлять конунг, совершенно не влияет присутствие в его доме сопливого мальчишки.