– Я помню тебя пятнадцатилетней. Помню, как ты страдала от того, что Игнат Колпаков женат на Насте.
– Папа, замолчи немедленно!
– Он тебе нравился, был первой любовью. Ты до сих пор не можешь простить Насте, что Игнат выбрал ее. Но, Светка, пойми, когда они расписались, тебе едва стукнуло одиннадцать. На кого ты злишься, а главное, за что?
– Ты бредишь, папа. – Света скрылась на втором этаже.
– Поехали домой, Ида, – попросил Иван Федорович. – Я устал, общение со Светкой приравнивается к самому суровому наказанию. Скорее отсюда.
Из окна спальни Света смотрела, как отец с мачехой выходят из калитки.
Сергей, успевший накачаться спиртным, сидел в кресле, пытаясь разгадать кроссворд.
– Е-мое! Туфта! Ничего не получается.
– Пьешь много, потому и не соображаешь.
– Сама попробуй.
– Отвянь.
– Нарываешься.
– Как бы сам не нарвался. Имей в виду, теперь ты у меня под каблуком. Закончились денечки твоего тиранства и пьяных выходок. Поднимешь руку или не дай бог наорешь на Лешку, вылетишь быстрее пробки.
– Заговорила. Думаешь, герцогиней стала? Мной помыкать решила?
– Ты предупрежден.
Сергей бросил газету на пол.
– Без водки погибну.
Света открыла шкаф и достала серое платье.
– Пить не запрещено. Хоть плавай в спирте. Слова не скажу. Но начнешь бузить, пеняй на себя.
– Как плавай? Ты че, с дуба рухнула?
– А мне по барабану, чем ты жажду утоляешь: водой, соком или водкой.
– С каких пор?
– С недавних. В спальном районе в коробкообразной квартире твой перегар и пьяный храп доводили меня до бешенства, а теперь – гуляй, душа. В особняке два этажа, пять спален. Находясь в одном конце строения, не знаешь, что творится на другом. Здесь твой порок я готова терпеть до первого рукоприкладства.
Сергей медленно побрел к двери.
– То есть я могу сейчас поправиться коньячком из бара Казимира?
– Можешь. Только маленькая поправка – коньячок будешь пить из моего бара. Понял? Это мой дом, моя спальня, мой бар и мой коньяк.
Сергея как ветром сдуло. Светлана праздновала победу.
– Ну, вот я и на Олимпе. Наконец-то.