Проснулись мы поздно. В землянке Степаныча царил полумрак, только несколько солнечных лучиков, непонятно каким образом пробившихся в подземное жилище, весело плясали на покрытых зеленоватой плесенью стенах. Дед хлопотал у допотопной печки, готовя какое-то на удивление вкусно пахнущее варево.
-Что, Николай, проснулся? Ну, раз проснулся, утро доброе тебе, и давай живенько вставай. На дворе кадка с водой студеной стоит, тебя дожидается. Ополоснись, умойся, да на завтрак поспешай. У нас сегодня рыбка свежая, на льняном масле жаренная, травами пахучими приправленная. Ах да, в дупле свежий хлеб лежать должен, Матрена спозараночку присылает. Будь добр, прихвати.
Я потянулся, еще не проснувшись окончательно, неловко сполз со своего ложа, что-то буркнул и, протирая кулаком глаза, полез наверх.
Вода, набранная в бьющем прямо из-под корней дуба родничке, прозрачная, искрящая на солнце, приятно обжигала обнажённое тело. Облившись из ковшика, я умылся, тщательно растерся рушником, прихватил из дупла огромный каравай хлеба и, ведомый умопомрачительными запахами, исходившими от непонятно каким образом приготовленной рыбы, юркнул в дедово убежище. Завтракали мы неспешно, тщательно обгладывая и смакуя косточки огромного, изжаренного целиком, сазана. Затем еще долго пили духовитый мятный чай с липовым медом и только потом стали собираться в дорогу. Выйдя в путь уже ближе к обеду, шли неспешно, поглядывая по сторонам и ведя беседу. Точнее говорил в основном Степаныч, а я всё больше поддакивал да головой кивал. Когда мы оказались у того злополучного места, где меня морочили, он, наконец, перешёл от лесных баек да побасенок к цели моего путешествия:
... город тот не шибко старый. Почитай на днях 137 годовщину отмечали, вино рекой лилось. Костры до небес горели. Поговаривают, еретиков жгли. На ближайшие сто верст град самый крупный будет. Я тебя до березовой рощи провожу, а там и сам не заплутаешь. Флаг ихний издалека видно, над полем золотом вышитым лазурь небесная, а в синеве три мухи здоровые лётают, отсюдова и название. Про мух-то этих всякое в лесу говаривают. Одни говорят, град на месте зловонной пустоши строился, мух по первости не считано было, оттуда и прозвание. А другие утверждают, жил, мол, когда-то богатырь великий, да чарами злыми в сон обращен был. Так и спал он сотни лет непробудным сном, никем не востребованный. А когда беда нагрянула, многие будить его пробовали. Да не получалось у них ничего до тех пор, покудова не нашелся малец малый, сладкой патокой лицо богатырское намазавший. То ли знал-ведал чего, толи так с озорства-шалости. Ни пчел, ни ос, ни шмелей, ни шершней в ту пору уже в наших краях не пооставалось. Спасаясь от Стылых (а Стылые, это я тебе скажу, твари ещё те), в другие места подались. И только три мухи, невесть как рядом оказавшиеся, на сладкое позарившись, возвернулись и на богатыря севши, по лицу туда- сюда забегали. Раз богатырь отмахнулся, два отмахнулся, в третий раз так себя по лицу хлопнул, что и мух прибил и сам проснулся. Узнал о беде великой и на бой поспешил. Куда богатырь сгинул- неведомо, только и лихоимство пошло на убыль, а вскоре и вовсе все Стылые запропали куда-то, будто и не было их вовсе. А город на том месте, где богатырь спал, основали. С тех пор так и стоит, флаг мухами украсивши. А где правда- я не знаю, да и ни кто не знает. - Степаныч закончил свой рассказ и, пристально посмотрев на меня, спросил:- А ты как думаешь?