Теперь электрическая лампочка уже не казалась ему тусклой: она была теперь удивительно яркой, удивительно притягательной в сверхъестественном сером ореоле: он видел в воображении подъемные краны, молчаливо отливающие сталью около озера, видел отливающую слюдяным блеском весеннюю траву на горных лугах, видел эльфов, танцующих при лунном свете под плющом…
Да ты же окаменела, подумал Пол и рассеянно захихикал.
Энни улыбнулась ему в ответ.
— Хорошая новость, — сказала она, — это то, что твоей машины больше нет. Пол, я очень волновалась из-за твоей машины. Я знала, что ее может убрать только очень сильная буря, и даже когда она началась, все еще не была уверена. Того грязного подлюгу Помроя смыли талые воды, но машина куда тяжелее человеческого тела, ты со мной согласен? Даже если человек этот настолько переполнен говном. Но бури и таяния снега оказалось достаточно. Машины твоей нет. Вот тебе хорошие новости.
— Что?.. — В нем опять зазвучал негромкий сигнал тревоги. Помрой… Откуда-то ему знакома эта фамилия, хотя он не может вспомнить, где встречал ее. Но тут же вспомнил. Помрой. Покойный Эндрю Помрой, двадцати трех лет, из Колд-Стрим-Харбора, штат Нью-Йорк. Обнаружен в Грайдерском заповеднике — неизвестно, далеко ли отсюда.
— Послушай, Пол, — продолжала она; он слишком хорошо знал этот ее занудный тон. — Не надо притворяться паинькой. Мне известно, что ты знаешь, кто такой Энди Помрой, потому что мне известно, что ты прочитал мою книгу. Я, наверное, даже рассчитывала на то, что ты ее прочитаешь, иначе зачем бы оставила ее в комнате? Но я хотела убедиться — понимаешь, Пол, я во всем хочу убедиться. И я убедилась, что нити порваны.
— Нити порваны, — тихо повторил он.
— Ну да. Я однажды читала о том, как можно установить, что кто-то сует нос в твои вещи. Привязываешь на дверь шкафа тоненькую ниточку, и если она порвана, когда ты приходишь домой, — то понятно почему. Тебе понятно, что кто-то к тебе совался. Видишь, как просто?
— Да, Энни. — Он слушал ее, но на самом деле больше всего его интересовал вопрос, как выбраться из этой поразительной ловушки, что расставил для него электрический свет.
И опять она наклонилась над предметами, разложенными в изножье его кровати; опять он услышал приглушенное звяканье металла, удар куска дерева о какой-то металлический предмет. А потом она снова повернулась к нему, поправив прическу:
— Вот так и я устроила с моей книгой — только воспользовалась я не нитками, а собственными волосами. Я выдернула из головы волосинки и положила их в трех разных местах, понимаешь? А когда приехала домой — я приехала очень рано, тихо как мышка, чтобы не разбудить тебя, — все три нити были разорваны, так что я знаю, что ты заглядывал в мою книжку. — Она помолчала, затем на ее лице появилась победная улыбка, счастливая и одновременно неприятная, хотя Пол не мог бы сразу определить, чем именно она неприятна. — И я не удивилась. Я знала, что ты покидал свою комнату. Вот тебе плохие новости. Я давно, давно знала об этом, Пол…