– Выходит, вы боялись ее потерять?
– Да, несмотря ни на что, даже после того, как миновали первые месяцы после свадьбы.
– А сами вы ни разу не заговаривали с ней об этом кагорском полицейском?
– Нет, никогда.
– Она сама просила вас никогда не напоминать ей о нем?
– Да нет. Просто я не видел причин заводить с ней об этом разговор. Чтобы услышать, что она все еще любит его, стоило ли начинать?..
– У вас такой характер: вы всегда избегаете говорить о вещах, способных причинить вам боль?
– Да, такой уж я уродился.
– А вы знали, что из-за него она пыталась покончить с собой? Бросилась в пруд…
– Я узнал об этом уже после нашей свадьбы.
– Каким образом?
– В те времена я был активистом одной политической партии. Эти воспоминания связаны у меня с политикой, потому что как раз один парень родом из Кагора, с которым я случайно тогда познакомился, и рассказал мне эту историю. Когда занимаются партийными делами, редко говорят о личном. Так что мы быстро сменили тему.
– И после этого вы ни разу не попытались заговорить об этом с ней?
– Нет, ни разу.
– И ваши отношения никак не изменились?
– Нет, изменились, и, само собой, в худшую сторону. Теперь я знал, что, брось я ее, уж из-за меня-то она никогда не наложит на себя руки…
– А вам никогда не приходило в голову и вправду сделать это?
– Приходило, но ни разу достаточно серьезно, чтобы осуществить это на самом деле.
– Скажите, а прежде чем вы узнали об этом, могло ли вам прийти в голову, что она из тех женщин, которые способны наложить на себя руки?
– Узнав об этом, я не слишком-то удивился. Стало быть, наверное, в глубине души подозревал, что способна. Но вот чтобы она совершила это… этот кошмар – нет, мне бы и в голову не пришло.
– Вы уверены?
– …
– И все-таки почему вы так и не расстались с нею?
– Все, в чем я мог упрекать ее, не было достаточно веским мотивом для развода. Да, она была нерадивой хозяйкой, но ведь к нам переехала Мария-Тереза, и это перестало быть проблемой.
В такие минуты я пытался воскресить в памяти всю нашу с ней жизнь. Был период, когда я еще слишком любил ее, чтобы бросить, – это тогда я больше всего страдал от ее равнодушия. Потом многие годы – у меня уже появились другие женщины – равнодушие ее, вместо того чтобы причинять мне боль, напротив, нравилось мне, еще больше привязывало к ней. Тогда она время от времени даже кокетничала со мной. Порой вечерами вела себя как незнакомка, изображала из себя случайную гостью. Она долго сохраняла миловидность, изящные манеры, улыбку молодой девушки. Потом все это кончилось, ушло навсегда.