Задумался. Аккуратно трогает стакан и, убедившись, что чай уже немного остыл, делает несколько глотков. Ставит стакан и смотрит прямо мне в глаза.
— Теперь я, кажется, начинаю понимать эту "странную войну" без единого выстрела за полгода. Как давно они подписали сепаратный договор?
— Точно не знаю. Но сейчас это уже не самое важное. Вы приняли решение?
Взгляд опять становится задумчивым.
— Каковы условия вашей дружбы?
— У дружбы не бывает условий. Некоторые пожелания — да. Но никак не условия.
Взгляд уважительный и любопытный одновременно.
— Хорошо. Тогда каковы пожелания?
— У вашего будущего государства религия должна быть лишена какого-либо влияния на правительство, — я отлично знаю ситуацию с ортодоксами в том Израиле. Писал как-то аналитическую записку во время учебы в ФСБ. И мне очень не хочется повторения такого в этом мире.
Большое удивление и задумчивость в глазах.
— Я не могу гарантировать этого. Попытаться, приложить все возможные усилия, убедить кого только можно, но не гарантировать.
— Стопроцентные гарантии дает только господь бог и госстрах, — вспомнил я древний анекдот из того мира, — в первого я не верю, а вторая организация, боюсь, не занимается такими проблемами. Меня вполне устроит ваше желание пойти мне навстречу в этом вопросе.
— Какие еще будут пожелания?
Теперь задумался я. Какое мне еще сделать предложение? С другой стороны, меньше запрашиваешь — больше получаешь.
— Собственно говоря, все.
Очень большое удивление.
— И вы не будете требовать, чтобы наше государство было именно социалистическим? Чтобы немедленно после создания мы подписали с Советским Союзом договор о вечной дружбе и сотрудничестве? Вас устроит капитализм у нас?
Нда, вполне прогнозируемо. Хорошо, что эти вопросы я заранее обсудил со Сталиным. Нас вполне устроят крепкие экономические узы.
— На первый вопрос скажу — да, не будем требовать. Договор, как мне кажется, вы сами нам предложите. Капитализм? Лишь бы вы смогли его хорошо контролировать.
— И не будете препятствовать выезду евреев в будущий Израиль?
Он все еще не мог поверить.
— Не будем. Вот это я точно могу гарантировать.
Весь вопрос захотят ли они? — подумал я, — умные — вряд ли. Уровень жизни и возможности у нас здесь явно будут выше. А умных среди евреев, надо признать, довольно много.
Менахем Бегин задумался, затем встал и протянул мне руку.
Наше пожатие было обоюдно крепким.
* * *
Срочную сводку радиоперехвата мне принесли прямо на трибуну мавзолея. Хорошо, что парад со злополучным, вызвавшим столько споров на позавчерашнем совещании, танком уже закончился, и шла демонстрация. Не надо было держать руку у виска, отдавая честь проходящим мимо трибуны подразделениям Советской армии.