Вычитывая эту статью уже поздно ночью в сверстанной полосе, я засомневался: не прозвучит ли она диссонансом рядом с другими материалами, совсем иной тональности? Вызывал начальника фронтового отдела полковника Хитрова и секретаря редакции полкового комиссара Карпова.
Низкого роста, сухощавый, несколько медлительный, но отлично знающий свое дело Иван Хитров порой оставался в своем отделе за всех; его сотрудники разъехались по фронтам спецкорами. Все же он успевал подготовить для очередного номера уйму материалов, и я не помню, чтобы на летучках его подвергали резкой критике. Если его в чем-либо и можно было упрекнуть, так в том, что он своей правкой порой засушивал материал, беспощадно изгоняя из текста всякий намек на лирику, пейзаж и другие, как он считал, литературные "красоты".
Александр Карпов ростом под стать Хитрову, но поплотнее и поэтому казался еще более низкорослым. Подвижной, быстрый, Карпов - человек большой работоспособности, исполнительный. Никто не знал, когда он отдыхал или спал. Во время воздушных тревог он, как правило, не спускался в бомбоубежище. "А газета?" - оправдывался он. Любил иногда побрюзжать, но его прощали за трудолюбие...
Так вот, оба они явились. Спрашиваю:
- Другого у вас ничего нет? Поактуальнее, поострее?
Дело это обычное в редакционной жизни: не раз, бывало, ломались полосы, вылетали из них и статьи и корреспонденции.
- Есть-то есть, - сказал Хитров, - но надо готовить...
А более темпераментный Карпов моментально встал на дыбы:
- Газета и без того задержалась! В конце концов, вреда от этой статьи не будет.
Поддался я их уговорам - подписал полосу. А потом и сам убедился, что не понравившаяся мне статья Кутаева была отнюдь не лишней. Она по-своему отражала дух того грозного времени, умонастроения наших людей.
Да, советские войска вели в те дни тяжелейшие оборонительные бои, отходили под натиском превосходящих сил противника, некоторые армии попали в окружение. Казалось бы, в таких обстоятельствах ни о чем другом, кроме обороны, и думать нельзя. А в действительности дело обстояло иначе: командиры боевых частей думали, оказывается, о грядущих днях, о "преследовании и уничтожении отходящего врага"!
Возможно ли себе представить что-либо подобное при вторжении гитлеровцев в страны Западной Европы? Могли ли думать о наступлении и преследовании командиры и солдаты, скажем, в Бельгии или Франции?..
31 июля
Опубликован очерк Михаила Шолохова "В казачьих колхозах".
За неделю до этого меня вызвали в Главное Политуправление, спросили, нужны ли нам еще корреспонденты, и показали телеграмму Шолохова на имя наркома обороны СССР: