Немцы держались стойко, пока не почувствовали угрозу окружения. Страх перед «котлом» сковывал немецких солдат, заставляя порой бросать отлично оборудованные позиции.
Транспортер мчится мимо бронированных колпаков, из амбразур которых торчат черные стволы пулеметов, мимо длинножерлых немецких пушек, мимо толстотрубых минометов. Левее извивается речушка, вдоль которой пробирался к нам старшина Голомзик, позади осталось рассеченное траншеями и ходами сообщения поле. Замелькали одноэтажные домики Комнезамовки.
Здесь нет противника. Танки идут не останавливаясь. Пехотинцы хоть и выбиваются из сил, но не отстают. Навстречу им бегут женщины, вылезшие из подвалов, бункерных ям, погребов.
Танкистам сейчас не до встреч. Быстрее пробиться к своим, быстрее на площадь!
Первый, кого я вижу на площади, Гусаковский. Пистолетом он указывает направление проносящимся танкам.
Я соскакиваю на землю.
— Где Орехов?
— Жив, во дворе.
Вот он — двор хлебозавода. Обгоревший кирпич, остатки толстых стен, черные захламленные четырехугольники следы некогда высившихся здесь домов. Под самый большой, заваленный кирпичом, балками, рваной арматурой четырехугольник ведет лаз. По нему, шатаясь, поддерживая друг друга, выползают раненые.
Прежде чем я успеваю приблизиться к подвалу, подъезжают санитарные машины. В суматохе наступления Гусаковский не забыл вызвать их.
Передо мной стоит офицер в замасленном полушубке, из дыр которого свешиваются завитки грязноватого меха.
— Не узнаете, товарищ член Военного совета?
— Помазнев?..
— Так точно. Он самый. Майора Орехова и вовсе не признаете. Товарищ Орехов! — зовет Помазнев.
Подходит невысокий командир в шинели, натянутой поверх ватника. Узкие раскосые глаза Орехова почти закрыты темными веками. Черная щетина, черные губы.
Сейчас не до расспросов. Надо скорее эвакуировать раненых. Отсюда, из подвала и из танков. Необходимо проверить каждый танк. С иными из них не было связи двоетрое суток.
Спускаюсь в подвал. Тесно, один подле другого, на тонко постеленной соломе, не покрывающей каменный пол, лежат раненые. Дальний угол теряется во мраке, который не под силу разогнать коптящим «катюшам».
После этого подвала морозный воздух кажется величайшим благом. Капитан Карабанов, шея которого обмотана побуревшей от крови тряпкой, стоит, опираясь на палку, и глубоко, захлебываясь, дышит.
Бой откатывался на западную окраину города, за речку Гнилопять. Здесь же, где еще недавно пылало побоище, где кирпич почернел от огня и крови, а убитых нельзя было похоронить, потому что снайперы и автоматчики караулили на крышах, вдруг стало тихо. Люди, не оглядываясь, ходят во весь рост. Женщины носят раненым воду, обмывают и поят их. Ребятишки собирают гильзы.