Но что сейчас с Борисом? От тревожных мыслей она прибавила шагу. Что ее ждет в конюшне? Придется ли ей увидеть Бориса со связанными руками и исполосованной кнутом спиной, привязанным к столбу? От этой картины, возникшей перед глазами, подкатил комок к горлу. Софи едва сдерживала себя, чтобы не побежать; взгляд метался из стороны в сторону в ужасе от того, что предстанет перед глазами. Но конюшенный двор выглядел пустынным. Под ярким солнцем слепили глаза только выскобленные добела камни у основания плахи – безмолвное свидетельство того, что на них недавно пролилась кровь поротого плетьми ночного сторожа.
Софи увидела Бориса, достающего ведро с водой из колодца. Когда он выпрямился и обернулся, заслышав ее приближение, она поняла, что произошло нечто ужасное. Гигантского роста мужик ссутулился; обычно ярко сверкающие черные глаза погасли; внезапно Софи обратила внимание на седину в его бороде и волосах, показывающую, что этот могучий человек давно уже пережил свои лучшие годы.
– Что?! Что случилось? – выговорила она непослушными губами, почувствовав, как внезапно сел голос, и, уже не думая о том, что кто-нибудь может ее увидеть, со всех ног бросилась к Борису.
Он с глубокой грустью взглянул ей в лицо, крепко взяв за руки.
– Хан, княгиня.
– Хан! – В глазах помутилось. – Погиб? Он пристрелил его? – Это было самое страшное, что могло прийти ей в голову, но мужик отрицательно покачал головой.
– Уж лучше бы так. Князь продал его.
– Продал? – Она застыла в ошеломлении. Хан не будет служить другому хозяину; он никому не даст за собой ухаживать, кроме Бориса Михайлова. Да, Борис прав; для жеребца лучшей участью было бы быть пристреленным, чем подвергнуться мучительным и безнадежным попыткам чужака сломить его волю. Такого коня можно только сломить; его нельзя купить лаской; он слишком велик для того, чтобы покориться тщедушной силе обычного человека.
– Продал Хана? – прошептала она еще раз, словно не веря своим ушам. – Кому, Борис?
Лицо того еще больше потемнело.
– Торговцу лошадьми, за тридцать рублей серебром.
За тридцать рублей! Он продал бесценное животное за несчастные тридцать рублей первому попавшемуся торговцу лошадьми, какому-то мошеннику, который даже не сможет понять, какое сокровище он приобрел за смешную цену, и будет озабочен лишь тем, чтобы побыстрее сбыть коня с рук. А для этого Хана станут нещадно бить и морить голодом, чтобы сделать более покладистым, ибо никто не захочет дать хорошие деньги за дикое животное, каким Хан и будет в чужих руках.
– Нет… нет, этого не может быть, – в отчаянии тряхнула она головой. – Ты, наверное, что-нибудь не так понял, Борис.