— В таком случае, предлагаю тебе наверстать упущенное. Ты плохо соблюдаешь свои интересы. Хочешь честно заработать деньги, которых тебе хватит на целый месяц?
Я сразу насторожился. Не скажу, что моё занятие было мне противно, однако мне хотелось узнать, какое отношение испытывают люди к деньгам, которые честно заслужили.
— Что я должен сделать?
— Ты должен всего лишь пойти к тому дому и позвать людей на помощь, сказав, что слышал крики.
Я призадумался. Громила не мог меня видеть в доме, но мог узнать меня, когда я выбегал, таща за собой входящего джентльмена. Если он меня узнал, то возвращаться в свою конуру мне было смертельно опасно, но я ещё мог как-нибудь заручиться поддержкой миссис Хадсон и убедить Уолтера, что там был кто-то другой, а я в это время был у неё или она у меня, хотя это было весьма шатким утешением и моя жизнь могла оборваться в любой момент. Если же я подниму тревогу и созову людей, то мой поступок будет равносилен открытому признанию своей роли в этом деле и неизбежную месть Уолтера, а он в таких случаях беспощаден.
— Почему вы сами не хотите позвать людей? — подозрительно спросил я.
— Ты этого пока не поймёшь, Робин, но поверь, что меня не должны видеть даже близко от дома, где ты был. За услугу ты получишь хорошее вознаграждение, а тебе она ничего не будет стоить.
— Кроме жизни, — поправил я.
— Извини, я не понял, почему за этот благородный, великодушный и поистине христианский поступок ты должен будешь расплачиваться жизнью. Тебя не только не призовут к ответу, но, наоборот, будут хвалить.
Терпеть не могу глупость, но она простительна джентльменам, поскольку в нашей жизни они ничего не смыслят, однако разглагольствования о благородстве, великодушии и особенно о христианстве меня буквально бесят. До сих пор я так и не увидел, чтобы доброта и великодушие кому-то приносили пользу. Миссис Хадсон в доброте не откажет даже лютый её враг, если бы таковой у неё был, однако она ходит в синяках, потому что её менее добрый супруг, пребывая в дурном настроении, бьёт её смертным боем. А если Громила стал бы великодушно щадить каждого, кто застукал его за работой, то он давно уже болтался бы на верёвке. Нет, в нашем мире доброте и великодушию всегда приходится туго, а уж о христианских заповедях лучше и разговора не заводить.
— Моя жизнь уже в опасности, потому что грабитель мог меня узнать, — нетерпеливо объяснил я, — а если я выступлю открыто, то сомнений у него не будет и он мне отомстит и за то, что я следил за ним, и за то, что помешал ему, и за многое другое вообще. Он будет думать, что я знаю, кто он такой, и собираюсь выдать его полиции.