— Дурак он, этот ваш мистер Вениамин.
— Нельзя так говорить, Робин. Бедный старик очень несчастен и иногда может сказать что-нибудь, не подумав.
— Энн знает про мистера Чарльза?
— Пока нет, и мистер Белл просил её не тревожить, потому что бедная девочка, узнав о твоей шутке, не может опомниться от ужаса. Она даже ходила к мистеру Эдварду, чтобы тот ещё раз рассказал про этот случай. Хозяину пришлось её убеждать в том, что ничего страшного не произошло. Я сама видела, как бедная девочка выходила от него и плакала. Я пыталась её утешить, но она сказала, что всё в порядке. Не представляю, что с ней будет, когда она узнает. Она такая нежная, маленькая.
Я припомнил, как Энн заплакала, когда я поклялся, что сказал правду, и пожалел её. Она мне поверила, её горе было глубоким, и, пожалуй, она была готова узнать истину. Неужели мистер Эдвард сумел убедить её в моей лживости? Мне было горько и от его перемены ко мне, и от потери доверия странной девочки.
— Что думает обо всём этом отец Уинкл? — спросил я.
— Не знаю. Его известили, и он должен потихоньку подготовить леди Кэтрин к тяжёлой утрате, но он не высказал никакого мнения на этот счёт. Мне кажется, что он постарается выбрать время, чтобы с тобой поговорить, но не знаю, когда. В доме всё перевёрнуто вверх дном. Женщины плачут. Мужчины мечтают, чтобы поскорее свершилось правосудие над убийцей… Всё очень плохо, Робин.
Я и сам это понимал. Несмотря на предательство мистера Чарльза, мне было его очень жаль, больно было и от всеобщей ненависти, словно я был в чём-то виноват, а особенно мучительно — от неприязни мистера Эдварда. Теперь я с радостью предвкушал, что отец Уинкл, которого я прежде недолюбливал, поговорит со мной. Может, он хоть чем-то поможет в создавшейся обстановке.
И я ждал его. Целый день ждал, не выходя из своей комнаты, а он так и не пришёл. Наконец, я так устал от одиночества и неразрешимости загадки появления и исчезновения тела убитого мистера Чарльза, что решил предпринять кое-какие свои шаги по расследованию этого дела. Приблизилось время моих обычных похождений, и я вышел из комнаты, несмотря на подозрение, что после всего случившегося едва ли кто-то спит. Я хотел пробраться в подвал и тщательно его обследовать. Я надеялся найти какой-нибудь знак, указывающий на то, что я говорил правду: клочок одежды, оторванную пуговицу, каплю крови. Кто бы видел, как тихо и осторожно я спустился вниз и прошёл мимо гудящей от голосов кухни! К своей досаде, я не нашёл способа проникнуть в подвал. Я обошёл весь дом снаружи, под недоумённым взглядом Рваного обследовал каждую щёлку, но всё было тщетно, и я вернулся. Прошмыгнуть мимо кухни так же удачно, как в первый раз, мне не удалось, и по наступившему молчанию я понял, что меня заметили, но я решил не обращать на это внимания. Что плохого я сделал на этот раз? Разве нельзя выйти и поздороваться с Рваным? Хуже было то, что я не добился своего. Но было и кое-какое достижение: не знаю, хорошо это или плохо, но я узнал, что в доме поселился полицейский, правда, по выражению миссис Джонсон, какой-то завалященький, поскольку он до сих пор не арестовал меня. Мне было любопытно взглянуть на представителя самой ненавистной в моём мире части населения, и я тихо прошёл по всему второму этажу и, не найдя даже намёка на проживание здесь полицейского, поднялся на третий этаж.