— Доброе утро, Робин, — приветствовал меня отец.
Здесь он казался другим, не таким, каким был вчера, но по-прежнему добрым.
— Доброе утро, отец, — отозвался я, стараясь попасть в тон.
Я заметил, что мужчина, которого я ещё не видел, но который, судя по всему, был старшим братом отца, не очень-то доволен моим ответом. Не то, чтобы он нахмурился или посмотрел на меня недоброжелательно, но он как-то странно опустил глаза. А что такого я сказал? Со мной поздоровались, и я ответил. Не мог же я сказать: "Добрый вечер". Или он вообще против моего появления? Жаль, если это так, потому что этот человек лично мне не показался неприятным. Не такой обаятельный, как его брат, менее красивый, хотя что-то общее в них было, темноволосый, с еле заметной сединой на висках, взгляд спокойный, лишённый живости, присущей моему новому отцу, короче, ничего такого, что выделило бы его из толпы. К нашей среде он явно не был приспособлен, потому что для воровства и шулерства не годился, а на убийства у нас идут не часто и лишь в крайнем случае. Ну, так ведь каждому своё, и у всех разные способности.
Не подумайте, что я всегда такой умный и наблюдательный. Конечно, и того и другого у меня в избытке, иначе в нашем деле нельзя, но сейчас мне пришлось усилить свои способности, потому что в подобном положении я ещё не был. Именно поэтому, а не от любви к искусству, я отметил, что отец Уинкл, которого я узнал по тёмной сутане, тоже неприятно задумчив. У него было немолодое, узкое, бледное, даже какое-то желтоватое лицо, гладко выбритое, хотя ему пошла бы небольшая борода, тогда он походил бы на христианского мученика, который ещё не совсем замучился и даже далёк от мученического конца, но уже встал на этот скорбный путь. Почему-то мне этот священник не нравился, с первого взгляда не понравился. Более того, он вызывал во мне беспокойство, почти страх, причин которых я не находил. Может, это была реакция на недовольство, которое он выразил ночью при виде меня?
Все эти мысли вертелись в моей голове, не нарушая естественного хода действия.
— Доброе утро, леди Кэтрин, — сказал я, полагая, что старухи более чувствительны к проявлению внимания, чем мужчины, и, пожалуй, она обидится, если я не поздороваюсь с ней следующей.
— Доброе утро, Роберт, — милостиво ответила она и посмотрела на моего отца.
Конечно, предпочтительнее услышать в свой адрес слово «горшок», чем оказаться в печи, поэтому я был рад хотя бы тому, что, назвав меня не «Робин», а «Роберт», она на меня не сердилась.
— Доброе утро, мистер Эдвард, — поздоровался я с братом хозяина.