Плачущая Александра наконец-то развязывает мои руки, которых я почти не чувствую, и начинает их растирать, приговаривая:
– Родненький мой козерожек, твои ручки затекли, сейчас, милый, я тебе помогу.
Она начинает активно растирать мои руки, а Макс, застегнув последнюю пуговицу на своем комбинезоне, говорит:
– Сашка, судьба поставила тебя сегодня перед выбором: либо рядом со мной, молодым, красивым и сказочно богатым, вступить в райскую жизнь и оторваться на полную катушку, либо с этим старым уродом остаться в жопе и до конца жизни плавать в дерьме. Что выбираешь, детка?
Мои руки наконец-то оживают. Я отстраняю плачущую Александру и начинаю сдирать скотч с лица. О, это тоже весьма болезненная процедура. Я сдираю скотч и говорю:
– Александра, ты была права, дипломат надо было выкинуть сразу же, но люди – дураки и сами этого не понимают. Знаешь, а я у тебя стал алкашом: выпил почти целый литр водки за полчаса и прибежал сюда. Представляешь, целый литр водки на меня не подействовал! А ты, мой козерожек дорогой, очень красивая девочка, и трахаешься ты красиво, я со стороны увидел это впервые.
Я хлопаю женщину по ее голенькой толстенькой попке. Она улыбается сквозь слезы, садится ко мне на колени, обнимает за шею, утыкается мне в щеку и плачет. А я тоже плачу, потому что в груди скопилось так много различных волнений, что от них необходимо избавиться. Я плачу, улыбаюсь, глажу двумя руками ее гладкое тело и приговариваю:
– Козерожек мой родненький, козерожек мой родненький.
Моя мама часто повторяет вслед за французами: если женщина перед тобой в чем-то виновата, попроси у нее прощения.
– Сашенька, прости меня, – говорю я, – это я тебя подставил.
– Это ты меня прости, я испорченная женщина, – всхлипывает Шура.
– Нет, ты моя любимая женщина.
Макс в это время вытаскивает из-под кровати дипломат, открывает его своим ключом и говорит:
– Хватит сопли размазывать. Смотрите сюда, дурачье, такого вы больше не увидите.
Александра продолжает всхлипывать и не обращает на его слова никакого внимания. А я с любопытством смотрю на горку сияющих даже сквозь полиэтилен прозрачных камешков и думаю: «Люди действительно сумасшедшие, если убивают друг друга из-за побрякушек». А потом какая-то сила заставляет меня снять Александру с моих коленей. Я встаю со стула, слегка разминаю ноги, прихватываю у стены биллиардный кий и неслышно иду в сторону Макса, стоящего ко мне спиной. Он в это время разрывает несколько упаковок и запускает свои лапищи в груду алмазов, потом начинает пересыпать их из ладони в ладонь и что-то довольно бормочет себе под нос. Сашенька за моей спиной не издает ни звука. А я, сжимая увесистый кий двумя руками, приближаюсь к Максу на расстояние удара, замахиваюсь и... получаю сильнейший удар ботинком в солнечное сплетение. Задыхаясь, я падаю на пол и хватаюсь за живот. А Макс закрывает дипломат, берет его за ручку и спрашивает Александру: