Выпустив поводок своего льва, рыцарь обнажил меч. Скорчившийся у его ног Януэль не реагировал. Все препятствия, возведенные в его душе с помощью упражнений Завета, были сметены. Дух Феникса восторжествовал над его мозгом, не встретив ни малейшего сопротивления. Прилив Желчи, заливавшей сознание Януэля, принес странные видения - это были полыхающие зарницы Истоков Времен, печальный, усыпанный пеплом пейзаж, гигантские скелеты Хранителей, исчезающие в пелене черной пыли. Он видел агонию Грифона, которому Феникс, изрыгнувший вспышку пламени, нанес смертельный удар, Пегаса, умиравшего после схватки с Единорогами, чувствовал запах подпаленной шерсти. Будто приподнялась таинственная завеса, за которой разыгрывались сцены войны Хранителей. Это бесконечно печальное зрелище лишило Януэля остатков сил. И он еще боялся, что его прошлое может помешать Возрождению... Несчастный глупец! Пришедший из глубины веков взрыв энергии, который невозможно было предвидеть, в мгновение ока смел стены, возведенные им для защиты. Волна Желчи возобладала над тщательно усвоенными приемами. Осознать это было невозможно.
Когда рыцарь занес над ним меч для удара, юноша даже не пошевелился. Он и представить не мог, что в тот самый миг, когда карающий меч должен был обрушиться на него, Феникс легким движением крыла смел рыцаря. Тот издал какой-то звук и, охваченный пламенем, рухнул на кого-то из гостей.
Давка сменилась паническим бегством. Грифийские придворные рванулись к башне, вход в которую преграждали трое вооруженных химерийцев, пропускавшие лишь своих собратьев. Охрана императора плотно сомкнулась вокруг него. Рыцари, вплотную окружившие трон, обнажили мечи. Двое из них были вооружены Огненными Клинками.
Фарель совершенно остолбенел. Всплеск Желчи, обрушенный Фениксом, был абсолютно непредсказуем. Легенды о чем-то подобном давно затерялись в лабиринтах прошлого. Он был не в силах поверить в то, что это происходит в реальности, что Януэль, к которому он относился как к собственному сыну, вот-вот испустит дух. Старый фениксиец, бледный, с сумасшедшим выражением глаз, понимал, что смерть неизбежна.
- Простите меня, мэтр Игнанс, - прошептал он в тот момент, когда рослый химериец с искаженным лицом сшиб его с ног.
За исключением двоих фениксийцев, Сен-Ден был, несомненно, единственным, кто понимал, что самое худшее еще впереди. Он вдохнул поглубже, перед тем как бросить клич, сзывающий Грифонов. Перед началом пира император повелел удалить их, чтобы не пугать приглашенных, а также не желая мешать ритуалу Возрождения.