Мгновение — возможно, оно продлилось всего секунды, растянувшиеся в вечность. И затем где–то позади него прокричала птица, выдернув его из транса, тут же в голове забилась мысль.
Пора уходить.
Он никогда долгое время не оставался на одном месте, но здесь — это место — было, определенно, самым опасным из всех.
Он бросил назад последний взгляд. Никакой тоски, нет, он не жаждал этого замка. А что касается девушки из кареты — он подавил что–то странное и раздражающее, горящее в горле — он не будет жаждать и ее тоже.
Некоторые вещи слишком ненадежны.
***
— Что это был за человек?
Грейс слышала, что говорила Элизабет, но она притворилась, что не слышит. Они сидели в удобной карете Уиллоуби, но их счастливая тройка теперь стала четверкой.
Вдова, как только встала с кровати, бросила один взгляд на поцелованные солнцем щеки Амелии (Грейс действительно думала, что она и Томас совершили настоящую длительную прогулку вместе, все говорило за это), и разразилась едва понятной тирадой о надлежащем поведении будущей герцогини. Не каждый день услышишь речь, содержащую все о династии, потомстве и веснушках одновременно.
Но вдова справилась с этим, и теперь все они были несчастны, и больше всех Амелия. Вдова вбивала все это в ее голову, и то, что она должна поговорить с леди Кроуленд — больше всего, вероятно, о воображаемых пятнах на коже Амелии — поэтому, она пригласила себя на прогулку, давая инструкции конюшим Виндхэма подготовить карету и выслать ее за ними, чтобы вернуться назад.
Грейс отправилась с ними. Поскольку, если честно, у нее совершенно не было выбора.
— Грейс? — Это снова была Элизабет.
Грейс поджала губы и категорически уставилась на пятно на подушке сиденья сразу слева от головы вдовы.
— Кто это был? — упорствовала Элизабет.
— Никто, — быстро сказала Грейс. – Мы готовы ехать? — Она смотрела в окно, притворяясь заинтересованной в причине отсрочки их отъезда. В любой момент они могли выехать в Бёрджес Парк, где жили Уиллоуби. Она боялась поездки, хотя та и была короткой.
И, кроме того, он ее видел.
Разбойник. Которого звали не Кэвендиш.
Но когда–то звали так.
Он уехал прежде, чем вдова появилась из замка, демонстрируя искусство верховой езды столь бесспорное, что даже она, которая никогда не была наездницей, признала его мастерство.
Но он видел ее. И он узнал ее. Она была совершенно в этом уверена.
Она чувствовала это.
Грейс нетерпеливо постукивала пальцами по бедру. Она думала о Томасе и огромном портрете, пронесенном мимо дверей гостиной. Она думала об Амелии, которая, начиная с рождения, воспитывалась так, чтобы быть невестой герцога. И она думала о себе. Ее мир не мог быть совершенно таким, каким она хотела, но это был ее мир, и он был безопасен.