— Но…
— Кроме того, — добавил Джек, так как действительно больше не желал слышать ее голос, — я должен дать разъяснения своим партнерам. — При этом он посмотрел на Уиндхэма. — Ничего близкого к правде, — добавил он сухо, чтобы герцог не подумал, что он намеревается распространить по всему графству какие–либо слухи.
— Не исчезайте, — приказала вдова. — Уверяю Вас, Вы об этом пожалеете.
— Не стоит беспокоиться, — сказал Уиндхэм вежливо. — Кто же исчезнет, если ему обещано герцогство?
Челюсть Джека напряглась, но он заставил себя расслабиться. Для этого дня одной драки было достаточно.
И тогда, черт бы его побрал, герцог резко добавил:
— Я буду сопровождать Вас.
О, мой Бог. Это было последнее, в чем он нуждался. Джек развернулся вокруг себя, чтобы оказаться лицом к нему, в сомнении приподняв одну бровь.
— А что, есть необходимость волноваться о моей безопасности?
Уиндхэм явно напрягся, и Джек, научившийся замечать даже мельчайшие детали, увидел, как сжались его кулаки. Итак, он оскорбил герцога. С этой точки зрения и принимая во внимание синяки, которые он, наверняка, обнаружит на своем горле, он явно не был осторожен.
Он повернулся к мисс Эверсли со своей самой скромной улыбкой.
— Я — угроза его титулу. Конечно, любой разумный человек подверг бы сомнению свою безопасность.
— Нет, Вы неправы! — выкрикнула она. — Вы недооцениваете его. Герцог…
Она бросила испуганный взгляд на Уиндхэма, и они все ощутили ее неловкость, когда она поняла то, что сказала. Но она была решительной девушкой и справилась.
— Он — один из самых благородных людей, которых я когда–либо встречала, — продолжала она голосом низким и пылким. — Вы никогда не приехали бы, чтобы навредить ему.
Ее щеки вспыхнули от страсти, и Джек был неприятно поражен мыслью, было ли что–нибудь между мисс Эверсли и герцогом. Они проживали в одном доме или, вернее, замке, в компании всего лишь озлобленной старой леди. И хотя вдова была совсем не стара, Джек не мог предположить, что существовала нехватка возможностей участвовать в развлечениях у нее под носом.
Он наблюдал за мисс Эверсли совсем близко, его глаза не отрывались от ее губ. Он удивил себя, когда поцеловал ее прошлой ночью. Он не хотел этого, и он, конечно, никогда не делал этого прежде, грабя экипажи. Но это казалось самой естественной вещью в мире — касаться ее подбородка, наклонить ее лицо к своему и захватить ее губы своими.
Мгновение было ласковым, но мимолетным, и только сейчас он по–настоящему понял, что хотел намного больше.
Он посмотрел на Уиндхэма, и его ревность, должно быть, отразилась на его лице, потому что его недавно обретенный кузен выглядел несколько удивленным, когда произнес: