О разбойнике.
О его поцелуе.
О Томасе, нынешнем герцоге Виндхэме, которого она считала другом.
О давно умершем среднем сыне вдовы и человеке, который, очевидно, имел с ним сходство. И его имя.
Его имя. Грейс протяжно, беспокойно вздохнула. Его имя.
Боже милостивый!
Она не сказала этого вдове. Она стояла неподвижно посреди дороги, наблюдая, как разбойник мчался прочь в свете неполной луны. Только когда он скрылся, она, наконец, подумала, что ее ноги вполне способны передвигаться, и пора направить их домой. Нужно было развязать лакея и позаботиться о кучере, а что касается вдовы — она была так явно расстроена, что даже не жаловалась, когда Грейс размещала раненого кучера с нею в карете.
Затем она присоединилась к лакею на месте кучера и повезла всех домой. Она не имела большого опыта управления лошадьми, но вполне могла справиться.
Она должна была справиться. Не было никого, кто сделал бы это за нее. Это было то, на что она была способна.
Управлять. Что–то делать.
Она привезла их домой, нашла того, кто позаботится о кучере, затем занялась вдовой, и все время думала: «Кто это был?»
Разбойник. Он сказал, что его когда–то звали Кэвендиш. Мог ли он быть внуком вдовы? Ей сказали, что Джон Кэвендиш умер, не оставив потомства, но он был бы не первым молодым дворянином, который засоряет местность внебрачными детьми.
Если исключить то, что он сказал, что его зовут Кэвендиш. Или скорее звали Кэвендиш. Это означает…
Грейс в смятенье покачала головой. Она так устала, она едва соображала, и все же единственное, что она еще могла делать, это думать. Что это значит, если имя разбойника было Кэвендиш? Может незаконный сын взять имя отца?
Она понятия не имела. Она никогда прежде не встречала бастарда, по крайней мере, не такого благородного происхождения. Но она знала других, которые изменили свои имена. Сын викария, например, жил с родственниками, будучи маленьким, а когда в последний раз приезжал навестить их, он взял себе другую фамилию. Таким образом, наверняка, незаконный сын мог назвать себя любым именем, которым ему бы захотелось. И даже если это не было бы юридически обосновано, то разбойник не посчитался бы с такой мелочью, не так ли?
Грейс коснулась своего рта, пытаясь притвориться, что она не дрожит от волнения при воспоминаниях, промчавшихся в ее памяти. Он поцеловал ее. Это был ее первый поцелуй, а она не знала, кем он был.
Она помнила его аромат, она помнила теплоту его кожи и бархатную мягкость его губ, но она не знала его имени.
По крайней мере, не полностью.
— Грейс! Грейс!
Грейс поднялась. Она оставила дверь приоткрытой так, чтобы лучше слышать вдову, и быть достаточно уверенной, что ее снова вызывают. Вдова явно все еще расстроена — она редко использовала имя Грейс. Так тяжелее было обращаться к ней в требовательной манере, в отличие от