Амелия была готова начать сочинять для себя возмутительные истории о нем, но как раз в это самое мгновение, — она точно была не самой удачливой девочкой в Линкольншире, — он повернул голову. В ее сторону.
— Ваша светлость, — произнесла Амелия, притворяясь, что не заметила, что он ее увидел. Он не ответил, и Амелия посчитала это грубостью, но даже не допустила мысли оставить свои собственные хорошие манеры, а потому встала, объясняя:
— Внутри был душно.
Это было правдой. Хотя и не было причиной ее ухода.
Тишина, он опять ничего не ответил, только смотрел на нее с этим его высокомерием. Было трудно держаться непринужденно под его тяжелым пристальным взглядом. Она умрет, даже если переместит свой вес с ноги на ногу. Или сожмет руки. Или стиснет зубы. Но она отказалась доставить ему такое удовольствие (он бы заметил, если бы она что–нибудь сделала), и в результате Амелия стояла на месте, безмятежно улыбаясь, позволив себе лишь слегка изменить выражение лица, когда наклонила голову в его сторону.
— Вы одна, — сказал он.
— Да.
— Вне дома.
Амелия не придумала, как это подтвердить, не попав в дурацкое положение, а потому она просто моргала глазами и ждала его следующего заявления.
— Одна.
Она посмотрела налево, затем направо и сказала, не придумав ничего лучшего:
— Совсем недолго.
Его взгляд стал еще резче, она даже не думала, что такое возможно.
— Я полагаю, — сказал он, — что вы знаете о потенциальных опасностях для вашей репутации.
На этот раз она действительно стиснула зубы. Но только на мгновение.
— Я не ожидала, что кто–нибудь найдет меня, — ответила она.
Ему такой ответ не понравился. Это было ясно.
— Это не Лондон, — продолжала она. — Я могу посидеть без присмотра на скамье вне бального зала в течение нескольких минут без ущерба для своего положения в обществе. Если, конечно, вы не откажетесь от меня.
О, Боже! Теперь он стиснул свои челюсти? Из них получилась превосходная пара, из обоих.
— Однако, — чеканил он, — такое поведение неприемлемо для будущей герцогини.
— Вашей будущей герцогини.
— Именно.
В животе Амелии что–то начало скручиваться и переворачиваться, и, действительно, она не могла сказать, испытывала ли она головокружение или испуг. Уиндхем был в холодной ярости, но в то же время она за себя не боялась — он был джентльменом, чтобы ударить женщину, но если бы он это сделал, то ее жизнь превратилась бы в сплошной кошмар.
Когда–то давно на нее произвело впечатление, что этот мужчина (в то время он был еще мальчиком) был очень ответственным. Ее жизнь, очень просто, и без всяких аргументов, вращалась вокруг него.