— У вашей бабушки странное желание.
— Все ее желания странные, — немедленно ответил он.
— Нет, это… хорошо… — она раздраженно вздохнула. — Я полагаю, что вы захотите помочь мне вынести картину из галереи.
Этого он не ожидал.
— Картину, — отозвался он эхом.
Она кивнула.
— Из галереи.
Она снова кивнула.
Он попытался предположить… но сдался.
— Я полагаю, что она просит один из тех небольших квадратных натюрмортов.
Она посмотрела на него так, как если бы у нее хватило сил улыбнуться.
— С фруктами в вазе?
Он кивнул.
— Нет.
О господи, его бабушка, наконец, сошла с ума. Это была хорошая новость, в самом деле. Вероятно, он сможет поместиь ее в приют. Он не мог представить, что кто–то станет возражать.
— Она хочет портрет вашего дяди.
— Моего дяди? Которого?
— Джона.
Томас кивнул, задаваясь вопросом, почему он спросил. Конечно, он никогда не знал своего дядю; Джон Кэвендиш погиб за год до того, как он родился. Но в Белгрейве вечно будет его тень. Вдова всегда любила своего среднего сына больше всех, и все знали это, особенно другие ее сыновья.
— Он всегда был ее любимцем, — пробормотал он.
Грейс вопросительно на него посмотрела.
— Но вы никогда не знали его.
— Нет, конечно, нет, — сказал он резко. — Он умер до моего рождения. Но мой отец говорил о нем.
Весьма часто. И никогда с нежностью.
Однако он посчитал, что должен помочь Грейс снять картину со стены. Бедная девочка не справится с этим самостоятельно. Он покачал головой.
— Тот портрет, что в натуральную величину?
— Боюсь, что так.
Господи. Прихоти его бабушки… Ну нет, он не собирается этого делать.
Он посмотрел Грейс прямо в глаза.
— Нет, — сказал он. — Сейчас вы не станете этого делать. Если она хочет в свою комнату эту чертову картину, утром она сможет попросить об этом лакея.
— Уверяю вас, я ничего так не хочу, как прямо сейчас удалиться к себе, но проще будет сделать так, как она хочет.
— Категорически нет, — ответил Томас. О господи, его бабушка действительно тяжелый человек. Он повернулся и пошел вверх по лестнице, но на полпути понял, что остался один.
Что это случилось с женщинами Линкольншира этим вечером?
— Грейс! — рявкнул он.
И затем, когда она немедленно не материализовалась на ступенях лестницы, он сбежал вниз и крикнул еще громче:
— Грейс!
— Да, здесь я, — выпалила она, поспешно выбегая из–за угла. — Ради Бога, вы перебудете весь дом.
Он пропустил это мимо ушей.
— Не говорите мне, что вы собираетесь идти за картиной.
— Если я не этого сделаю, то она будет звонить мне всю ночь, и мне не удасться поспать.
Он сузил глаза.
— Подождите меня.