— Кто это? — спросила Амелия, как только картина исчезла из виду.
— Средний сын вдовы, — встревоженно ответила Грейс. — Он умер двадцать девять лет назад.
Амелии показалось странным, что Грейс так точно знает дату его смерти.
— Почему они его переносят?
— Вдова хочет видеть портрет наверху, — прошептала Грейс.
Сначала Амелия хотела спросить о причине, но кто мог знать, чем руководствуется вдова, когда что–то делает? И, кроме того, как раз в этот момент Уиндхем снова прошел мимо двери.
Три леди молча за ним наблюдали, и вдруг, словно время повернулось вспять, он сделал шаг назад и заглянул в гостиную. Одет он был как всегда безупречно, в накрахмаленную до хруста снежно–белую рубашку и жилет из изумительной парчи глубокого синего цвета.
— Леди, — произнес он.
Все трое немедленно присели в легком реверансе.
Он коротко кивнул.
— Извините.
И ушел.
— Хорошо, — произнесла Элизабет, чтобы хоть как–то заполнить наступившую тишину.
Амелия моргала, пытаясь понять, что именно она думает по этому поводу. Она не считала себя знатоком в этикете поцелуев или того, как следует себя вести после него, но, конечно, после того, что случилось вчера вечером, она ожидала большего, чем «извините».
— Возможно, нам следует уехать, — предположила Элизабет.
— Нет, вы не можете, — ответила Грейс. — Пока не можете. Вдова хочет видеть Амелию.
Амелия застонала.
— Я сожалею, — оправдывалась Грейс, и было совершенно ясно, что так оно и есть. Вдова, без сомнения, получала удовольствие, выискивая недостатки Амелии. Если речь шла не об осанке, значит, обсуждалась ее манера разговора или выражение лица, а если не то и не другое, значит поводом для осуждения становилась новая веснушка на ее носу.
А если новых веснушек не было, тогда критиковались веснушки, которые непременно появятся в ближайшее время, поскольку, даже если Амелия находилась внутри помещения, полностью в тени, вдова точно знала, что ее шляпка не будет прикреплена надлежащим образом перед тем, как выйти на солнце.
Действительно, то, что знала о ней вдова, пугало.
«Вы родите следующего герцога Уиндхема!» — Не раз повторяла вдова. — «Не должно быть никаких дефектов!»
Амелия представила себе оставшуюся часть дня и вздохнула.
— Я ем последнее печенье, — объявила она, снова садясь.
Две другие леди сочувственно кивнули и также сели на свои места.
— Может заказать еще? — спросила Грейс.
Амелия подавленно кивнула.
И тут вернулся Уиндхем. Амелия издала недовольное рычание, поскольку теперь она снова вынуждена была сесть прямо, ее рот, разумеется, был полон крошек, а он, конечно, конечно же, даже не обратился к ней, так что волновалась она совершенно напрасно.