Одли повернулся, выгнув брови.
— Нет, если у вас нет привычки копаться в чужом мужском белье. Побудьте–ка пока подальше от меня к вашей радости.
Томас встретил его взгляд с холодной решимостью.
— Не заставляйте меня снова наброситься на вас.
— Вы бы проиграли.
— Вы были бы мертвы.
— Не от вашей руки, — прошептал Одли.
— Что вы сказали?
— Вы все еще герцог, — сказал Одли, пожав плечами.
Томас натянул уздечку несколько энергичнее, чем было необходимо. И хотя он точно знал, о чем говорил Одли, его охватила упрямая потребность заставить его все обстоятельно объяснить. Потому он сказал резким, но истинно герцогским тоном:
— Под этим вы имеете в виду…
Одли повернулся. Он выглядел ленивым и хладнокровным, полностью держащим себя в руках, что Томаса, как раз, вывело из себя, поскольку Одли был или выглядел таким, каким обычно был Томас.
Но только не сейчас. Его сердце бешено колотилось, а в руках чувствовался зуд, и что самое неприятное, мир, казалось, слегка закачался. Это был не он. Он никогда не был неуравновешенным. Все что угодно, но только не это… Он почти боялся закрыть глаза, поскольку, когда он их откроет, небо будет зеленое, а лошади заговорят по–французски, и каждый раз, когда он попытается сделать хотя бы шаг, почва станет ускользать из–под ног.
И тут вновь заговорил Одли:
— Вы — герцог Уиндхем. Закон всегда на вашей стороне.
Томас в самом деле хотел его снова ударить. Тем более, что это доказало бы правоту Одли. Никто не посмел бы остановить его здесь, в деревне. Он мог бы избить Одли до полусмерти, и все, что от него осталось бы, аккуратно лежало бы в сторонке.
Да здравствует герцог Уиндхем! Подумать только, сколько возможностей и льгот дает титул, которыми он никогда не находил время воспользоваться в своих интересах.
Наконец они достигли постоялого двора, и он бросил поводья мальчику с конюшни, подбежавшему, чтобы приветствовать их. Его звали Бобби. Томас знал его многие годы. Его родители были арендаторами — честными, работящими людьми, настоявшими на том, чтобы каждый год на Рождество в Белгрейве появлялась корзинка с песочными коржиками, хотя они прекрасно знали, что Кэвендиши ни в чем не нуждаются, тем более в еде.
— Ваша милость, — Бобби радосто ему улыбался, тяжело дыша поле пробежки.
— Ты позаботишься о них, Бобби? — Томас кивнул на поводья Одли, которые мальчик тоже успел взять.
— Наилучшим образом, сэр.
— Вот почему я не доверю их никому другому, — Томас бросил ему монету. — Мы будем… через час? — Он посмотрел на Одли.
— Думаю, да, — подтвердил Одли и переключил внимание на Бобби, смотря парню прямо в глаза, с удивлением отметил Томас.