) ошибался. Некоторые люди были островами, были сами по себе. Как герцог Уиндхэм. Он всегда был таким, даже в самых ранних ее воспоминаниях о нем.
Но не сейчас. В этот раз он нуждался в ней.
Он нуждался в ней.
Это было волнующе.
И самым лучшим в этом было то, что он даже не осознавал этого. Ему не нужно было просить. Она увидела его, нуждавшегося в помощи, оценила ситуацию и стала действовать.
Она принимала решения. Она контролировала ситуацию.
И ему это понравилось. Он сказал, что ему нравится, когда она командует. Этого было достаточно, чтобы ей захотелось обнять саму себя.
— Чему Вы улыбаетесь? – спросил он. – У Вас очень довольный вид.
— Тому, что Вы никогда не сможете понять, – сказала она без горечи.
Ей недоставало его самообладания. Она завидовала ему.
— С Вашей стороны это нечестно, — сказал он с мягким осуждением.
— Это был комплимент, — ответила она, зная, что этого он тоже не поймет.
Одна его бровь поползла вверх:
— Тогда я должен Вам поверить.
— О, я бы никогда не стала льстить, — сказала она. – Я никогда не говорю комплименты просто так. Думаю, они должны что–то значить, как по–вашему?
— Даже если человек не понимает их значения?
Она улыбнулась:
— Даже тогда.
Он улыбнулся в ответ, один уголок его рта слегка скривился. Но все же улыбка была полна юмора и какой–то привязанности. И впервые в жизни Амелия Уиллоуби подумала, что свадьба с герцогом Уиндхэмом могла быть не только ее долгом, но чем–то большим, чем получение титула.
Это могло стать чем–то по–настоящему приятным.
Хорошо, что у него в венах всё ещё было достаточно алкоголя, когда Амелия столкнулась с ним, размышлял Томас, потому что у него не было здравых причин быть обиженным. И теперь… когда единственное, что осталось после ночи пьяного разгула, было обстрелом в его левом виске (и пульсацией в правом)… он посчитал, что она уже видела худшее и не ушла с криком. Фактически оказалось, будто бы она была весьма рада проехаться с ним в экипаже, спокойно выговаривая ему и закатывая глаза.
Мысль заставила бы его улыбнуться, если бы внезапная встряска на дороге резким толчком не вдавила его мозг в череп… если такое на самом деле было возможно. Он не был профессором анатомии, но этот сценарий казался намного более вероятным чем то, на что это в действительности было похоже – как будто бы наковальня залетела в окно и пронзила его левый висок.
А что касается того, почему его правый висок отстреливал в подобной манере, он мог только предполагать, что это было из сочувствия.
Он издал стон отвращения и сильно ущипнул переносицу, как будто бы эта боль смогла бы уничтожить всю остальную.