– Я считаю хозяина гостиницы другом, – ответил он.
Она повернулась к нему.
– Правда? – До этого самого дня он был для неё герцогом, вознесённым на пьедестал, слишком изысканный для разговоров с простыми смертными.
– Так трудно представить, что у меня есть друг из низов? – спросил он.
– Конечно, нет, – ответила она, поскольку не могла сказать ему правду – было трудно вообразить, что он вообще с кем–либо дружит. Не потому, конечно, что он был недостоин. Как раз наоборот. Он был настолько величественен во всём, что нельзя было даже надеяться приблизиться к нему и произнести что–нибудь доброе или банальное. А не так ли обычно зарождалась дружба? В обычный момент, благодаря совместному использованию одного зонтика, или возможно двумя местами рядом друг с другом на ужасном музыкальном вечере?
Она видела, как люди вели себя с ним. Они лебезили и хорохорились и пытались завоевать его расположение, или же они стояли в сторонке, слишком запуганные, чтобы даже заговорить с ним.
Она действительно никогда не думала об этом прежде, но это должно быть довольно одиноко — быть им.
Они вошли в гостиницу, и, хотя Амелия из вежливости держала голову прямо, её глаза разбегались в разные стороны, пытаясь рассмотреть всё вокруг. Она не понимала, что её мать нашла такого отталкивающего; всё выглядело достаточно представительным для неё. Пахло тут на самом деле восхитительно : пирогами с мясом, корицей и ещё чем–то, что она не могла разобрать – что–то острое и сладкое.
Они направились туда, где должен был располагаться бар, и их немедленно поприветствовал владелец гостиницы, который выдал:
– Уиндхем! Второй день подряд! Чему обязан твоему позолоченному (прим. перевод. Отсылка к принадлежности Уиндхэма к палате лордов(иначе называемой Gilded Chamber–позолоченная комната) обществу?
– Заткнись, Глэддиш, – пробормотал Томас, подводя Амелию к барной стойке. Чувствуя, что очень risqué (фр. рискует), она села на табурет.
– Ты пил, – выговорил владелец гостиницы, ухмыляясь. – Но не здесь со мной. Я уничтожен.
– Мне нужен Бэддиш, – сказал Томас.
Это действительно имело не больше смысла, чем редиска, подумала про себя Амелия.
– Мне нужно представление, – возразил владелец гостиницы.
Амелия усмехнулась. Она никогда не слышала, чтобы кто–либо говорил с ним в такой манере. Грейс была близка… иногда. Но ничего похожего на это. Она никогда не нашла бы в себе столько смелости.
– Гарри Глэддиш, – сказал Томас, раздраженный в высшей степени тем, что приходится танцевать под чью–то дудку, — могу я представить леди Амелию Уиллоуби, дочь графа Кроулэнда.