— Когда беседа требует этого, — парировала она после мгновения очень сердитого молчания. Она смотрела на него, почти вызывающе изогнув брови.
Он посмотрел на нее, скрывая изумление. Если надменность была игрой, то у нее не было шанса выиграть.
И, конечно же, после пяти секунд их состязания взглядов, она вздохнула, и продолжила, как если бы она никогда не прекращала, свой рассказ:
— Таким образом, Вы видите, почему я пока еще не могу вернуться в Берджес. Невозможно было успеть добраться до Белгрейва, навестить там того, с кем, как предполагается, я собиралась встретиться, а затем вновь вернуться домой.
— Меня, — сказал Томас.
Она недоуменно посмотрела на него. Точнее так, как если бы она решила, что он произнес глупость.
— Прошу прощения?
— Вы могли нанести визит мне, — пояснил он.
Теперь выражение ее лица стало недоверчивым.
— Моя мама, конечно же, будет вне себя от радости от такого известия, но больше никто в это не поверит.
Томас был не совсем уверен, почему этот ответ причинил ему такую острую боль, но дело обстояло именно так, и его тон был ледяным, когда он ответил:
— Не могли бы Вы пояснить это Ваше замечание?
У нее вырвался смешок, а затем, обратив внимание на то, что он молчит, она произнесла:
— О, Вы это серьезно…
— Разве я допустил какой–то намек на то, что это шутка?
Ее губы сжались, и на мгновение она выглядела почти робкой:
— Конечно, нет, Ваша светлость.
Он не стал напоминать ей о просьбе называть его Томасом.
— Но Вы, конечно же, должны понимать смысл моего замечания, — продолжила Амелия в тот момент, когда он решил, что она не ответит. – Разве я когда–нибудь посещала Белгрейв с целью нанести Вам визит?
— Все время посещаете.
— И мое общение с Вами ограничивается десятью минутами, ну или пятнадцатью, если Вы решаете проявить щедрость.
Он уставился на нее с недоверием.
— Вы были намного более сговорчивой, когда Вы думали, что я был пьян.
— Вы и были пьяны.
— Неважно.
Он на мгновение наклонил голову и сдавил пальцами переносицу. Пропади оно все пропадом, что он собирался с этим делать?!
— Ваша голова все еще причиняет Вам беспокойство? – спросила Амелия.
Он вопросительно уставился на нее.
— Вы делаете так, — она повторила его жест, — когда Ваша голова беспокоит Вас.
Он повторял этот жест так часто в течение последних двадцати четырех часов, что было удивительно, что там еще не появился синяк, подобный тому, который красовался у него под глазом.
— Меня многое беспокоит, — отрывисто произнес Томас, но она показалась столь обиженной этим его замечанием, что он был вынужден добавить: