…Сарай одуряюще пах сеном, сквозили сквозь щели в крыше солнечные лучи. Сухие травяные вороха были раскиданы по всему чердаку. Внизу довольно жевали кони.
— Я тут от Брезана прятался, — вздохнул Тума. Откупорил баклажку. Перебив сенной дух, густо запах мед.
— На.
— Осы налетят.
— А чего тебе своих бояться?
— Ну, спасибо.
Наири вытянула ноги, откинулась, подложив руки под голову, уцепила зубами травинку.
— Ты, Тума, помолчи, а то я собьюсь. Был один человек. Мэннора… брат, — выдавила она, наконец. — Но мне тогда казалось, они непохожи. Да Раннор… он скорей бы дал себе руку отсечь, чем Мэннором прикинулся.
Ладонью зажала Туме рот, боясь, чтобы все же не встрял, а то она смутится и не доскажет.
— Он пропал давно. Потому что я… Неважно. Если это он. Вдруг вынырнул ниоткуда и исчез. Из Ясеньки вытянули… живым. Гарт нырял. А дальше… сыскался сердобольный человек на берегу. На мосту-то еще дрались, Гарт не хотел своих кидать. И с концами. Что я Керин скажу?
Тума высвободился, с мрачным выражением облизал горлышко долбленки.
— Это и скажи.
— А если не он? Любой мог прикинуться. Лишь бы собой видный, да высокий. Волосы покрасить нетрудно… — рассуждала Наири.
— Нетрудно.
— Но мастер Брезан его вблизи видел. Ладно, в бою обознался. Но привратник в доме его признал. И приказчик признал. Склады оружейные открыли! Не понимаю…
— А ты ищи, кому это нужно. Ну, чтобы Керин за Незримыми не пошла.
— Мэннору. Спит и видит, как ее в доме запрет.
Тума захохотал.
— Ты чего? Я все перепроверила. Мартина допросами замучила. И тех, кто с Мэннором в каменице от Берутовых воев отбивались. Никак не вышло. Сперва, его с обозом промурыжили: то ось полетит, то конь раскуется. А тут от Берута грамотка: "Взять и ко мне".
Она устало выдохнула.
— А этот, в Ясене, за Керин кричал. Одному рожу разбил даже. Когда тот сказал, что мы не сами Сарт взяли.
— Правильно разбил, — кивнул Тума. — Ищем дальше. Он же не морок — в дымовую трубу не улетел…
Выборных от концов — кузнечного, литейного, бондарного, стекольного, красильного, суконного и прочих — привели к присяге возле Казанного Святилища в вечер зниченьского полнолуния.
Кстати, кричали и Мэннора. Припомнили, и как тушил горящий Брезанов дом, и как раздавал оружие, и как вел народ на Старшинскую Вежу. Радовались, что не утонул. И не порезан кметями Берута.
И мастер Брезан, и златокузнец Герсан, отец Наири, и старший волхв Святилища, приобщенный тайны, положили правду ясеньцам не раскрывать. Потому купец славословия выслушал молча и должность принял.
Говорили еще, под клятву над кощунами из Святилища выходил сам дедуня (сова то и дело махала крылом, умащиваясь на костлявом плече). Попенял Лешеку, беглому в войско ученику, а Золотоглазую обнял, сказал: