Не помню, так ли мама кричала, но крик этот поднял всех.
— Куна, — пробовал утихомирить супругу отец.
Мать всплеснула руками:
— Ишь, старшины! Расселись и не знают ничего. А ну пошли! — всей толпой, толкая столы и, опрокидывая лавы, гости двинулись за ней.
Отец когда-то уверял, что для жены она еще как сказать, а для полководца — в самый раз. Верно. Все бежали за матерью, ничего не спрашивая. Даже я не сразу поняла, куда она нас ведет.
Мы сгрудились у входа, пытаясь разобрать, что там деется.
В полутьме чувствовались только сдавленное дыхание, да чужие локти под ребрами — так было тесно. А мать застыла с протянутой дланью, точно указывала на дело рук своих.
Покой освещен был скудно, оттого и разобрали только, что в заклятом кресле кто-то сидит. Многим со страху примстилось — сам Хозяин. Передние попятились, давка стала невыносимая. Но мать оказалась иных похрабрее: подкралась на цыпочках к потолочной светильне и запалила все семнадцать чашек разом.
И тогда мы увидели, что в кресле, обнимая ладонями резные подлокотники, спит Керин.
После она рассказывала мне, что очень устала и решила, никого не тревожа, уйти к себе, однако заблудилась в темном доме и присела отдохнуть в первое же кресло. А потом и задремала в нем. И знай она, что кресло это заклятое, она б его за три покоя обошла. Только я ей тогда не очень поверила.
А моя мать, когда улеглась суматоха, добавила кое-что от себя. Мол, как раз побежала она на кухню Нессе кой что наказать, и как в сердце что толкнуло — покой не заперт, мало ли…
Прибежала и сползла по косяку, хвала Верпее, плошку не обронила, так бы точно пожару быть, упаси Знич. Стоит на коленях, плошку держит, и рассмотрела, наконец: гостья их, что Дракона убила, спит в кресле, и ее руки спокойно на руках деревянных. Стало быть, сняла она заклятье: ушел Хозяин. Она гостью-то тревожить не стала, а бегом насколько сил, чтобы все увидели.
Это мы узнали потом. А тогда… не знаю, как вышло, только все, будто неведомой силе повинуясь, опустились на колени. И застыли. Я лиц не видела. Только знаю, что отчаянные они были и просветленные. А Керин, должно быть, почувствовала наши взгляды и открыла глаза.
Глава 7
Большой торг обрушился на Ясень внезапно, как половодье: город еще не успел опомниться после смерти дракона и явления Золотоглазой (сгинуло в одночасье многолетнее иго, ожила Легенда!) — пированье и ликованье были таковы, что первые купцы из Ситана, заранее явившиеся на торг, сочли, что опоздали, и торг завершился уже празднеством.
Их разуверили быстро, и праздничная суматоха слилась с обычными хлопотами Большого торга, отчего у старшин, правящих Ясенем, головы болели вдвое. Прибыли, правда, были велики, но и беспокойства… сохрани Велех!