Как-то раз в полдень мне примстилось, что я вижу легшую от пустоты человеческую тень. Пустота, которая может пожрать и зверя, и человека. Но еще страннее, когда люди впускают ее в себя… Объявляют себя Прислужниками, чтобы придать себе больше веса? Или просто служат новым богам? Или впрямь дают Незримым пожрать свою душу и становятся не человеком — чем-то другим? Сестренка, ты мне ответишь?
Керин вздрогнула, будто проснувшись. Запахнула на плечах новехонькое, коробом стоящее из-за жесткой росшиви, корзно:
— Нет, Наири. Еще нет.
Это был самый короткий путь к моему жилью. Праздник утомил меня, сделавшись к вечеру слишком вольным и шумным, и я просто сбежала, чтобы полюбоваться на закат: он растекался в половину неба, как пролитое варенье из вишни, тени делались лиловыми, а сбоку выбиралась из-за окоема рыжая лисица-луна.
Я медленно возвращалась к себе заборолами и, огибая квадратную угловую стрельницу, услыхала громкий голос. Первым моим порывом было вернуться, но я узнала Мэннора. Я осторожно высунула голову из-за угла: сестра сидела на парапете, прислонившись к зубцу спиной, подтянув к себе и обняв руками колени. Мэннор прохаживался рядом.
— Ты хоть рада мне?
— Да, очень.
— Не верится. Ты изменилась.
— Я оплакивала мертвых.
Мэннор молчал. А она продолжала ровным голосом:
— Ты видел, как людей кусают пчелы? Лезут под броню, под одежду. Люди распухают на глазах, делаются черными, воют и катаются по земле. Или когда кипящая смола сжигает кожу, волосы… А вон там, смотри, — она нагнулась, указывая — вон там плыли на надутых мешках из овечьих шкур те, кого Мелден послал в потайной ход: они должны были напасть изнутри, отворить ворота — там окошко под водой… А в переходе, куда оно ведет, мы поставили медвежий капкан… Они кричали тоже… А их расстреливали в упор.
Керин передернула плечами, точно замерзла.
— Это война…
— Да. Я понимаю. И если бы мы не сделали этого, они бы продолжали насиловать женщин и вспарывать животы мужчинам, оправдываясь тем, что служат Незримым. И все равно я плакала и по ним.
Она отвернулась в сторону серебрящейся, как меч, Ставы. Молчала.
— Странно…
— Что? — Мэннор подался к ней.
— Впервые ты говоришь со мной, как с человеком, не принимая все за пустую женскую прихоть.
Он принужденно рассмеялся:
— Ну да. Я бы и не осмелился. Ведь Старшинская Вежа дарует тебе должность воеводы Сарта со всеми привилегиями пожизненно. У меня будет вельможная жена.
Я распахнула рот: не скажу, какое заявление подействовало на меня сильнее. Мэннор же выдернул из-за пояса свернутую грамотку, распахнул небрежным движением, как давеча разворачивал Леське шубу. Закачались красные восковые печати. Особая важность.