Я положила на глаза и лоб салфетку, смоченную в холодной воде. Мысли беспорядочно роились в голове. Сначала был Роберт Фолкон. Он вышел из темноты, обнял меня, поцеловал и ушел, не проронив ни слова. Затем… затем был Николас Сэбин. Это невозможно, просто игра воображения. Николас Сэбин умер более шести месяцев назад. Доктор Ленгдон сам показал мне могилу.
Кто отнес меня в пещеры и бросил там? Мне снова стало страшно, как только я задала себе этот вопрос. Кто бы ни сделал этого, он — враг. По счастливой случайности я не заблудилась в темноте, а ведь могла бы блуждать по пещерам, пока не погибла. Кто же: неизвестный? Или Грешем? Или Фолкон?
Ни в одном из ответов не было смысла. Мог ли Эдмунд, всегда строго следующий букве закона, замышлять против меня коварный план? Или его отец? А отец Роберта, или сам Роберт?
Только не Роберт. Если бы он хотел меня убить, он бы мог это легко сделать, когда обнимал меня. Неужели он поцеловал меня, ушел и снова вернулся только для того, чтобы, увидев меня без памяти у подножия холма, отнести в пещеры и оставить там умирать?
Эдмунд не был склонен к насилию, так же, как и мистер Грешем. Что касается отца Роберта, то я видела его лишь один раз, но не могла представить его холодным безжалостным человеком. А именно такой человек мог сделать то, что он со мной сделал.
Николас… Но я ведь не видела Николаса Сэбина. Мне показалось.
Существовало еще одно объяснение: я бродила, потеряв память после удара головой, и случайно набрела на вход в пещеры.
Я услышала внизу шум, Грешемы возвращались.
Через несколько минут в дверь постучали и вошла Аманда. Я убрала влажную салфетку со лба.
— Вот ты где! Ну что это такое — уйти домой, не сказав никому ни слова? В самом деле, Люси!
— Мне очень жаль, я не очень хорошо себя чувствую.
— Да ты и выглядишь не очень. Белая как полотно.
— Голова очень болит. До утра пройдет. — Я, даже не задумываясь, решила, что никому не расскажу о том, что произошло. Грешемы ни за что мне не поверят, и даже Марша будет трудно убедить, что это правда. — Пожалуйста, извинись за меня перед своими родителями. Я не буду ужинать.
— Хорошо. Господи! У тебя действительно больной вид! Ладно, пойду переоденусь. Почему бы тебе не позвонить Мэгги, чтобы она принесла чего-нибудь перекусить и выпить?
— Наверное, я так и сделаю.
Когда Аманда ушла, я закрыла глаза, стараясь не вспоминать недавно пережитый ужас, и, наконец, забылась тяжелым сном. Через час Мэгги принесла мне горячего молока и бутерброд с курицей. Марш услышал, как Аманда объясняла, почему я не спустилась к ужину, и прислал Мэгги с закуской и пожеланиями скорейшего выздоровления.