Конечно, приведённые ярко выраженные представительницы не отображают всей гаммы видового многообразия неудачниц в личной жизни. Мы не рассматриваем маменькиных дочек, несчастных жён и шалав обыкновенных. Впрочем, у всех есть шанс видоизмениться, следуя принципу «Помоги себе сам». То есть сама.
Первая, единственная и все остальные
Какой только ереси не писали о женщинах и сумках! И социальный статус вычисляли, и характер, и семейное положение.
Ах-ах-ах, небольшая аккуратная сумка без особых претензий — женщина сдержанна и организованна. Ох-ох-ох, самодельные украшенные сумочки носят лишь натуры творческие. Ух, ты! — изящная сумочка — да она завсегдатай ночных клубов, трендовых кабаков, и у неё там пудреница, мобильный и презервативы всех размеров. Фу, мешок через плечо — тётка с рынка, понаехала тут. Смотрите, она несёт сумку под мышкой! О чём это свидетельствует? О том, что она замкнута и очень сдержанна? Надо же! Вы, правда, психологический факультет университета заканчивали? А я — одесскую «привозную» школу номер сто восемнадцать. Поэтому точно знаю — сумку под мышкой она несёт потому, что ручки порвались.
Ой, а что же нам скажет статистика? Среднестатистическая дама после среднестатистических тридцати покупает по сумке каждые три месяца! Я вот вчера шесть купила, а моя соседка баба Валя — килограмм гречки. Следовательно, на двоих мы купили по три сумки и по пятьсот граммов гречки.
На самом деле тайное сакральное знание сумковедения заключается в том, что женские сумки делятся ровно на три группы: а) первая;
б) единственная;
в) все остальные.
Когда-то у меня была первая взрослая сумка-мечта. Сумка-оргазм. Хотя, видит бог, как мало я тогда знала об оргазме. Но эта сумка сама по себе была откровением. Прекраснейшая из прекраснейших турецкая сумка — небрежно сшитый из коряво скроенных кусочков телячьей кожи бесформенный вещмешок. Я получила её в качестве короны мисс круиз в 1989 году после Рождества Христова. Я была на вершине блаженства. Меня не смущали ни ужасное драповое пальто, ни сапоги, отнюдь не поражавшие изяществом форм, ни жиденькая грязь и промозглый туман одесской зимы. Я гордо вышагивала по бульвару в ореоле сияния, исходящего от сумки. Мы с ней пронзали время, пространство и хмурые лица коммунальных старушек своей, одной на двоих, неземной красотой. У меня не было шляпки и перчаток, мужа под цвет глаз, но каждый несмышлёный карапуз улыбался мне беззубым ртом и приветливо размахивал лопаткой, потому что лучше любого психолога чуял: тётенька безмерно счастлива! Чуть позже мою чудо-сумку порезали в троллейбусе. Я была безутешна.