— Но где же вы взяли такого пса?
— В Литтл-Тиктоне, — ответила Леона. — В один прекрасный день он появился возле задней двери моего дома. Такое впечатление, как будто он материализовался из тумана. Я накормила его. А потом вдруг поняла, что у меня есть собака.
— Он кусается?
Леона наградила ее еще одной сияющей улыбкой.
— Он нападет лишь на того, кто может представлять опасность для меня, — промолвила она в ответ.
Нахмурившись, Виктория посмотрела на Таддеуса.
— Возможно, собаку стоит держать на цепи в саду, — сказала она.
Леона подумала, что Таддеус не ответит ей.
— Никакой цепи не будет, — холодно промолвила она. — Потому что Фог спит в моей комнате. И если это невозможно, мы вернемся в мой дом на Вайн-стрит.
Пожав плечами, Таддеус поднял бокал с вином.
— Собака, кажется, хорошо воспитана, — обратился он к тетке. — В доме с ним не будет хлопот.
— Как пожелаете, — сказала Виктория. Она, как диктовал этикет, смяла свою салфетку. — Если вы не возражаете, я, пожалуй, пойду в свою комнату и почитаю до вечера.
Ее грубость поражала. Виктория всем своим видом давали понять, что не собирается проявлять гостеприимство к низкосортной работнице с кристаллами. Таддеус поспешил встать, чтобы отодвинуть ей стул. Махнув своими серебристо-серыми юбками, Виктория выплыла из столовой комнаты.
Таддеус посмотрел на Леону, его завораживающие глаза потемнели, их взор был мрачен.
— Прошу прощения за поведение моей тетушки, — сказал он. — Два года назад она потеряла мужа, моего дядю, и с тех пор очень переживает из-за того, что его нет рядом с ней. Когда мои родители поняли, в каком она состоянии, они предложили ей переехать к ним в дом. Уезжая в Америку, они попросили меня присмотреть за ней во время их отсутствия.
— Понятно, — сразу смягчилась Леона. Ей лучше, чем кому бы то ни было, известно, что такое — терять людей, которых любишь. — Я сочувствую вашей тетушке.
Таддеус задумался.
— Видите ли, — через некоторое время промолвил он, — тетушка Виктория всегда была склонна к приступам меланхолии, но они участились после смерти дяди. Кажется, моя мать опасается, что Виктория впадет в еще более глубокую депрессию и причинит себе какой-нибудь вред.
— Это я понимаю, — кивнула Леона. — Однако совершенно очевидно, что мое присутствие в доме раздражает ее. Может, мне с Фогом лучше вернуться на Вайн-стрит?
— Никуда вы не пойдете, — спокойно проговорил он — за исключением, разве, оранжереи.
— Чего-о? — не поняла Леона.
— Вы составите мне компанию в оранжерею, мисс Хьюитт? Дело в том, что мне нужно сказать вам несколько слов личного характера, и я бы предпочел разговаривать там, где нам никто не помешает.