А что потом? Ни один издатель, ни один редактор не притронутся к такому «горячему» материалу. Она ведь не может доказать, что содержание дневника — не ловкая подделка, на компьютерной дискете не остается отпечатков пальцев. Дневник никогда не увидит света.
Но, возможно, этого и не потребуется. Все, что ей нужно сделать, это добиться, чтобы он попал в нужные руки.
В руки премьер-министра. С ее связями она сможет это устроить.
Премьеру не нужна стопроцентная уверенность. Достаточно подозрения. Ни к чему, чтобы Деверье был осужден по суду, достаточно, чтобы Флад осудил его в своем сознании. А подозрения обманутого мужа вспыхнут, как сухой хворост. В дневнике более чем достаточно откровенных признаний, дат, личных и политических подробностей, которые мог знать только Деверье, чтобы у Флада не осталось никаких сомнений.
Говорят, что премьер-министр недолго продержится на своем посту: или его спихнут, или он сам уйдет. Как бы это ни произошло, он постарается — и это так же точно, как то, что солнце всходит на Востоке, — забрать Деверье с собой. Спать с женой премьер-министра, возможно, и не самое ужасное политическое преступление, но хвастаться этим в своем дневнике — отвратительное оскорбление. Деверье будет изгнан. Опозорен. Распят. Прилюдно.
Теперь она плакала, уже не сдерживаясь, глядя сквозь слезы на то оружие, с помощью которого сможет уничтожить Деверье и разрушить все его планы, не подставляя ни Бэллу, ни себя. Все.
А значит, и «Дастер».
И Джо. И дело об опеке, затеянное им. Это ее шанс получить назад Бенджи.
Не поднимаясь с колен, Изидора начала смеяться. Потом захохотала, упиваясь своим триумфом.
Теперь у нее был выбор.