На следующий день Ираклий Шалвович без стука вошел в кабинет к Манткулову.
– Здорово, Руслан, – протянул он руку хозяину кабинета, лениво листавшему довольно потрепанный журнал с обнаженными красотками, недавно конфискованный им на утреннем обходе.
– Здравствуйте, Ираклий Шалвович, – кинув журнал в ящик стола, пулей подскочил со своего стула Манткулов и угодливо поинтересовался: – Как ваше драгоценное здоровье? Как жена, как дети?
– Нормально все, – не принял легкого тона Тетрадзе. – Лучше расскажи-ка ты мне, друг мой ситный, за что ты тут прессуешь подследственного Андреева. По какой причине он тут у тебя уже неделю сидит в карцере?
– Так этот Андреев тут такую кашу заварил, что я до сих пор не знаю, как ее расхлебывать, – развел руками Манткулов. – Он в камере устроил форменное побоище, избил и ранил заточкой трех заключенных.
– Руслан, ты мне тут не заливай, – поднял руку Ираклий Шалвович и, тяжело отдуваясь, сел на стул. – Садись, чего стоишь. Раз уж ты сам про это начал, давай договаривай до конца. Думаешь, я не знаю, кого он тут у тебя отмудохал по полной? Прекрасно знаю! А вот зачем ты этого зеленого пацана засунул в свою абсолютно незаконную пресс-хату, я не знаю, и хочу, чтобы ты мне это объяснил. Я лично тебя об этом не просил, следователь, который ведет его дело – тоже, я специально поинтересовался. Да и с какой стати, парень ни в чем не отпирается, а в его деле и так все ясно. А вот какой твой интерес в этом человеке – я не знаю.
– Какую еще пресс-хату? Какой такой интерес? – прикинулся непонимающим Манткулов.
– Слушай, Руслан, ну неужели ты думаешь, что мне твои фокусы с Урыгой и его бандой неизвестны? Когда ты выполняешь чьи-то официальные поручения и колешь упертых зеков, чтобы помочь следствию, это понятно. Когда ты обделываешь свои мелкие делишки, тоже понятно, и заметь, я ведь к тебе отношусь хорошо, как к сыну, можно сказать, отношусь, и на многое закрываю глаза. Но вот когда ты лезешь туда, куда не просят, да еще при этом делаешь это так топорно, это мне непонятно и не нравится.
«Бля, ну какая же сука ему про все стуканула», лихорадочно думал Манткулов, внешне сохраняя радушное выражение на лице. «Что он может знать? Про золото – вряд ли. Скорее всего, он каким-то образом услышал про побоище в пресс-хате, его-то ведь утаить не удалось. Утаишь тут. Урыга и еще один баран из его команды лежат на больничке, а третий в таком виде, что мать родная не узнает. Вся тюрьма до сих пор гудит о том, что случилось в козлятнике. Ладно, фигня все это, выкрутимся».