– В активисты, значит, зовешь?
– Ну да, а что, тебя что-то смущает?
– Не в этом дело. Спасибо, конечно, тебе на добром слове, – покачал головой Егор, – но от твоего лестного предложения я вроде как откажусь. Не по мне это дело.
– Да ладно тебе, – досадливо поморщился Бес, – ведь ты вроде не блатной, так откуда этот пафос? Что, воровская идея спать не дает?
– Да какая там идея, – отмахнулся Егор, – я вообще в этих делах случайный пассажир и попал сюда, можно сказать, по собственной дурости. Так что нет у меня ни воровских, ни других идей.
– А тогда что же? Здесь, на зоне, тебе нужно просто элементарно выжить и выйти отсюда побыстрее. Будешь с нами – выйдешь через пару лет по УДО, да и здесь у тебя все будет в шоколаде. Думаешь, мне самому нравятся типы вроде Исмаила, которые норовят выхватить у любого, кто послабее, кусок изо рта? Нет, конечно! Но с другой стороны, если не ты здесь будешь нагибать людей, то их, да и тебя вместе с ними заодно, будет нагибать кто-то другой. Это правда жизни, и никуда против этого не попрешь. Ну и в чем тогда смысл твоего невмешательства? Мы просто поддерживаем здесь порядок и заодно решаем некоторые личные проблемы. Понимаешь?
– Да все я понимаю, – кивнул Егор, и упрямо закончил: – но я в свое время пошел против того, что говорила мне совесть, и теперь оказался здесь. Больше я на эти грабли становиться не хочу.
– Ну, как знаешь, мое дело предложить, а твое… – Бес с сожалением развел руками. – Но по-любому уважаю. Приходи сюда по вечерам, мне будет интересно с тобой в паре еще поработать.
– А вот это с удовольствием, – расплылся в улыбке Егор. Бес ему понравился, и он отнюдь не хотел обидеть его отказом.
…
В густо прокуренной, хоть топор вешай, комнатке с красивыми парчовыми занавесями, наглухо закрывавшими окно, сидели несколько человек. Дорогая мягкая мебель местами зияла пожженными сигаретами дырами, а оклеенные штучными обоями стены уже успели пожелтеть от табачного дыма. Из музыкального центра весело балагурил Шура Каретный, густо пересыпая свой незатейливый рассказ про баржу ядреным матерком. В мягком глубоком кресле по-хозяйски развалился невысокий полненький мужичок безобиднейшей наружности. Его круглое румяное лицо лучилось безмятежной улыбкой доброго повара, и только в зеленых кошачьих глазах иногда мелькали какие-то темные тучки, которые, впрочем, тут же исчезали, убегая в лучистые морщинки смеющихся глаз. Но тот, кто купился бы на этот не внушающий особого почтения внешний вид, жестоко бы просчитался. Этим забавным толстячком был квартирный вор Зяма – весьма авторитетный бродяга, не раз бывавший положенцем в тюрьмах и на зонах, и до желанного звания вора в законе ему оставался лишь один шаг. Напротив Зямы на большом угловом диване сидело еще трое мужчин. Тот, что справа – тощий, с лицом, напоминающим обтянутый пергаментной кожей череп – отзывался на погоняло Киря. Этому героиновому наркоману со стажем легко можно было дать на вид от пятидесяти до шестидесяти лет, хотя на самом деле ему не исполнилось еще и сорока. Посередине, нервно комкая в руках синий носовой платок, сидел интеллигентного вида мужчина в очках, который носил совершенно не соответствующее его внешности прозвище Коля Бешеный. Коля, специализировавшийся на воле на угонах автотранспорта, получил свое прозвище за то, что в припадке ярости, которые у него случались по любому поводу, мог легко покалечить даже близкого друга. Третьим был весьма внушительный здоровяк Батон, которого можно было бы запросто использовать натурщиком и писать с него уличных грабителей и злодеев. Внешность Батона четко соответствовала позабытой ныне теории Ламброзо, именно так и должен был выглядеть классический уголовник со склонностью к немотивированному насилию. Его массивные челюсти, напоминающие мельничные жернова, ни на минуту не останавливались, перемалывая всякую всячину вроде разного рода орешков и сухофруктов, которые он то и дело вытаскивал из бумажного пакета, лежавшего у него на коленях. Маленькие глазки Батона, едва выглядывающие из-за массивных надбровных дуг, никак не могли оторваться от огромного плаката с Самантой Фокс, арбузные груди которой просто рвались наружу из-под узенького бикини, издевательски маленького для таких роскошных габаритов.