— Это что же, пять апостолов в родстве между собой? Семейный заговор? — вопросы посыпались со всех сторон. — Это они себя учат любить? Перед собой кланяться? Себя со смирением принимать?
— Ну не нас же! — оборвали любопытных. Завязался оживленный разговор, люди заспорили. Содержание передавали по рядам шепотом. — Поди-ка, ударь попа! Руки ему целуют, не он…
— А другие что же? — перекрикнул всех верзила так далеко сзади, что нестройные голоса сразу примолкли.
— Другим не доверял, остальные служили, как малохольные, повторяя побасенки. Своего-то ума уже не было. Тот же Иоанн, племянник, с которым лобзался Иисус, прозванный еще Марком, после того, как казнили Иакова, брата его, пишет, что сам он был плотником, а Матфей плотником считал отца их, Иосифа. Лука, который писал со слов Иоанна Марка, который после служил при родственниках, про Египет ни словом не обмолвился. Пишет: родился в поле, в яслях, пастухи нашли, доложили властям о роженице. И про убиение младенцев не проронил ни слова — в восьмой день обрезан, до двенадцати жил в Галилее в городе Назарете, каждый год родители ходили в Иерусалим на праздник. А Матфей, мытарь, которого встретил Иисус у сбора пошлин, тот не в себе писал: и будто нашли-то матерь его волхвы наши, которые сильно подивились звезде и пошли за нею, и будто сразу пришлось бежать им в Египет, ибо Царь решил умертвить всех младенцев. В общем, что плели ему, то и пускал по ветру.
— На то он и мытарь, здоровые умом не мытарятся, — расстроились за все и сразу и впереди, и позади.
— Сопровождали его повсюду мытари и грешники, пускали их люди в дом, кормили, поили. Богато жили.
— Значит, был такой человек, который первым решил снять людям голову?
— И расплодились как зараза…
— Ну а как без этого? Только он не первый, это у них в порядке вещей уже давно было, — продолжил объяснять людям балагур, но теперь уже с ноткой грусти. — То там, то здесь поднимали голову разбойники, обращаясь за подаянием к народу через черта. И первосвященники снимали им головы. Того же Симона Петра, после казни уже, наложением рук все же закрыли в темницу. Темницу-то он понял, да только ума не стало — свои не признали. Как проткнули шилом, в люди не показывался, не упоминают о нем больше.
— Во, как Святого Беса раздавили и раздели! — кто-то остался доволен. — Ну и слава Богу! — поблагодарил он небеса.
— А как же его раскрыли? — полюбопытствовали у балагура. — Спасителя ихнего?
— Ходил с ними Иуда. Ученый был, философ, счетовод, смотрел, смекал. А как понял, чем те четверо занимаются, доложил властям. Иуда первым свидетельствовал против Иисуса. А после, как поймали Спасителя ихнего, свидетельствовал против него народ. Когда на лицо посмотрел, семя змеево тут же себя раскрывает. И весь народ потребовал его казни, за то, что на детей посягнул. Кровь его была на них. Суд у них был справедливый, три стороны. Старейшие мудрые люди от народа, первосвященники, которые закон знали и толк в нем понимали, и римские начальствующие смотрители, представители мирового сообщества. В Иудее тогда поставлен был Понтий Пилат, в других областях Ирод, Филипп и Лисаний. Все самые страшные преступники судились третейским судом — убийцы, насильники, растлители. И те, которые на народ посягали, умерщвляя тайно, как галилеяне.