— И что произошло?
— Мне поступило одно предложение. Оно открывало потрясающие возможности. У меня появилась надежда стать национальным героем, знаменитостью. И я выбрал это предложение — вместо судьбы сыны. Я увез его с собой в Америку на три года. Два года он учился в американской школе и год — в Колумбийском университете. Наверное, он так и не простил мне то, что на три самых важных года в жизни я вырвал его из соревнований по фехтованию. Однако я по сей день не знаю, можно ли было отказаться от такого предложения. В любом случае, Америка изменила в моем сыне фундаментальные основы. Сбила его с пути.
— Такое бывает.
— Мы вернулись домой в восьмидесятом, когда ему было девятнадцать лет. Сразу же стало ясно, что ему не по силам тягаться со своими сверстниками, то есть участвовать во взрослом первенстве. Но он сражался отчаянно. Я был поражен. Ему удалось дойти до финала. Это был настоящий подвиг. Но последний поединок он проиграл, проиграл с минимальным перевесом. Казалось бы, подумаешь, великая трагедия, — мало ли что бывает. Но тут, за долю секунды, сын поставил на всем крест. Самурайская гордость, самурайский гнев. Противники сняли шлемы, поклонились друг другу, и внезапно мой сын словно обезумел. Он со всей силой ударил противника по шее своей синсой. Сломал ему ключицу. Я оказался плохим отцом и не смог спасти сына от его черных страстей. Разразился страшный скандал. Никакой надежды не было. Одежду и обувь сына обнаружили на побережье под Эносимой. Он ушел в открытое море. Тело его так и не было обнаружено.
— Я очень сожалею, — сказал Боб.
— Можете не извиняться. Позор мой и только мой. Я люблю своего сына таким, каким он был, ненавижу себя за свою роль в его падении и испытываю отвращение к нему такому, каким он стал. Однако мне понятны его мотивы. Он действительно стал лучшим фехтовальщиком в Японии, но не в суррогатном формате бамбуковых палок. Бросив вызов мне и старейшинам мира официального фехтования, мой сын стал чемпионом в реальном мире подворотен, где мечи острые, а кровь льется по-настоящему.
Боб молчал.
— Идемте со мной, — сказал старик.
Он подвел Боба к голой стенке сейфа и повернул ручку, открывая массивную дверь. Нырнув внутрь, доктор Отова жестом предложил Бобу следовать за собой, и Боб оказался в окружении новых мечей, еще более красивых, еще более ценных.
— На свете много хороших собраний, — сказал доктор Отова, — но ни одно из них не сравнится с этим.
— Я польщен оказанной мне честью.
Старик снял со стены меч.
— Вот, возьмите, — сказал он, протягивая меч Бобу.