— Как! Почему? За что? — взволновались послушники.
— За наш с вами нравоучительный спектакль, — ответил Патер.
— Его допрашивали и пытали? — спросил студент-тиролец, написавший все песенки по-итальянски.
— Нет, с ним никто не разговаривал. Его просто ударили ножом.
— Может быть, его хотели ограбить? — спросил саксонец, помощник плотника.
— Деньги забрали стражники, — ответил Патер.
— Неужели наш епископ так глуп, что не приказал взять Каспара живым и узнать, кто его предал? — удивился портной из Гамбурга.
— Я думаю, это не епископ, — ответил Патер.
— Но кто же тогда?
— Альфиери.
— Тот самый Альфиери, который открывал турнир вместе с графом Фальконе? Он не выглядит дураком, — усомнился бондарь из Штирии.
— Если считать, что никто не дурак, то придется признать, что у кого-то был умысел убить Каспара, не узнавая, кто за ним стоит. Спросим, кому это выгодно. Если бы епископ узнал, что Каспару помогали аж девять человек, а они узнали от пьяного келаря, который мог разболтать всему городу, что бы сделал епископ?
— Отменил бы сделку. Или отложил, — предположил второй гамбуржец, по виду матрос.
— А визитаторы? — спросил плотник-саксонец.
— Визитаторы, — ответил Патер, — относятся к проверяемым с уважением. Они могут освободить более-менее порядочного епископа от должности по-хорошему, без шума. Но епископа, пойманного за руку при хищении, они снимут с позором. Епископу нет смысла рисковать, устраивая сделку любой ценой. Деньги деньгами, но, если он поставит на свою репутацию клеймо вора, рыцари изгонят его из своего круга.
— Причем тут Альфиери?
— При том, что он в этой сделке тоже получает прибыль, но не рискует ничем. Как Михель в нашей комедии.
— Точно! — воскликнул первый гамбуржец, — это же мы сами ему подсказали. Судья наказывает Вюрфеля, и Михель получает все.
Теперь всем все стало понятно. Кроме одного, — что делать? Слово взял Патер.
— Для нас ничего не меняется. Если Альфиери ничем не рискует, мы не можем оказывать на него влияние. Мы должны снова намекнуть епископу, что он не прав. Пусть он думает, что весь город знает о его подлом замысле.
— Может быть, намека недостаточно? Может быть, стоит выйти на рынок и рассказать всему городу? — спросил простодушный пивовар из Мюнхена.
— Нет, мы не должны так делать, — твердо сказал Патер, — мы не можем порочить человека, под чьей крышей живем, не имея никаких доказательств его вины. Тем более, что даже вины еще нет, а есть только намерения.
— Ближе к делу! — сказал матрос. Как мы намекнем? Запишемся на прием? Пройдем перед ним как на параде? Напросимся все вместе к нему на исповедь?