— А почему ты спрашиваешь о Чертейе?
— Мне просто нужно знать, вот и все. Я не могу объяснить…
Отец, казалось, о чем–то задумался. Потом вздохнул:
— Даже не знаю, стоит ли об этом рассказывать… Видишь ли, старый виконт потребовал, чтобы я хранил тайну — не хотел скандала.
— Но он уже умер, папа. Так какое же это сейчас имеет значение?
— Да, умер. Полагаю, что виконтом теперь стал этот болван Уоллес.
— Уоллес тоже умер, — сказала Мэдлин и тут же добавила: — По крайней мере так я слышала. Теперь виконт его младший брат Энтони.
— Ах да, бедный мастер Энтони… — Отец снова вздохнул. — Вот из–за этого и началась наша ссора с сэром Рандолфом. Мне было невыносимо оставаться его доктором после того, что случилось. Отец мальчика пообещал никому не рассказывать, что именно я сообщил ему об этой истории. Но сэр Рандолф не дурак, он сразу понял, что кто–то поговорил с виконтом. После этого он стал подозревать меня.
— А что за история?
Отец в очередной раз вздохнул:
— Я рассказал виконту о том, что они делали с бедным мастером Энтони. Я не мог об этом не рассказать.
Мэдлин похолодела.
— Что с ним делали?
— Ах, не знаю, следует ли рассказывать… А впрочем… Не думаю, что это теперь имеет значение. — Отец уставился на огонь в камине. — Леди Бикем заставляла мальчика часами стоять на коленях и молиться. И устраивала ему холодные ванны, чтобы обуздать его «безнравственный» нрав. Но это не самое худшее. Хуже всего было то, что они привязывали его по ночам к кровати, не оставляя даже огня, чтобы у него был свет.
Мэдлин ужаснулась при мысли о том, что бедного Энтони держали связанным в темноте, как какое–то опасное животное.
Отец довольно долго молчал, наконец вновь заговорил:
— В ту ночь, когда они вызвали меня, мальчик дошел до такого отчаяния, что спрятал в своей постели перочинный нож, прежде чем его привязали. А потом, в темноте, он едва не убил себя, пытаясь разрезать веревку. Когда я добрался до него, он был без сознания от потери крови. Он говорил мне, что хочет вернуться домой, что дядя с тетей ненавидят его. И он рассказал мне обо всем, что они с ним делали.
Мэдлин содрогнулась.
— И как долго это продолжалось?
— Насколько я понял, года четыре, а сэр Рандолф мне объяснил, что его привязывали для того, чтобы он не сбежал. Мальчик сильно тосковал по своей покойной матери и все время пытался убежать домой.
«А кто бы не захотел убежать?!» — в гневе подумала Мэдлин. Как смели они так обращаться с ним? Какое чудовище может делать такое с ребенком?
И если они были так ужасны, то почему бы Энтони просто не рассказать об этом в суде, чтобы получить опеку над своей племянницей? И почему не рассказал об этом ей, Мэдлин? Она бы прекрасно поняла, что надо помочь Тессе и непременно устроить ее в школу.