— Идите… — вяло махнула рукой Людмила.
Это были первые её слова после того, как кот с бесенком вытащили её из той щели, в которую забилась ведьма. Она молчала даже тогда, когда Баюн, протискивая неподатливое тело чародейки сквозь каменную теснину, тихонько возмущался: — "Необъятная ты стала, мать, прямо не колдунья, а купчиха записная…". В былые времена такие речи ему с рук не сошли бы, а сейчас — молчок, как и не слыхала ничего. А, может, и впрямь — не услышала. Зато Птах уловил ворчанье кота, ощерился весело, обнажив острые клыки.
— Это как? — попробовал уточнить дотошный котофей. — В каком смысле идите?
— Я останусь здесь…
— А мы? — Баюн возмущенно мяукнул. По его кошачьему мнению, всем рвать когти отсюда надо побыстрее. Под ногами пугающе рокотало, но хоть стены не тряслись, как в лихорадке, и не пытались погоняться за непрошенными гостями. А кто знает, надолго ли это затишье? Вдруг просто короткая передышка перед надвигающимся хаосом?
— Вам чего пропадать зазря? Может, выберетесь… А, может, и нет…
— Чего это тебе такая блажь в голову взбрела? Брыдом каким надышалась? — котофей поспешно принюхался. Вроде ничем таким не пахнет.
— Без Антона мне пути назад нет. Я брата на гибель послала, мне и ответ держать.
Ведьма, стоя на коленях, монотонно раскачивалась взад-вперед, сцепив руки в замок на груди.
— Раньше думать надо было. Нет его здесь…
Кот удивленно уставился на Птаха. Ишь, советчик нашелся… И тон какой хамоватый, куда вся его застенчивость делась.
— Здесь он, рядом, — откликнулась ведьма, — только, сердцем чувствую, не дойти мне уже. Стены проклятущие, как домовина, давят… Времени почти нет…
— Так ты решила семейный склепик тут обустроить, — оживился кот. — Неплохо, очень неплохо, да только кто ж тебе даст?
— Что, силком спасать потащите? А не боитесь? — полыхнула яростным взглядом ведьма.
Баюн слегка опешил, да где наша не пропадала:
— А нам все равно, что потом будет, правда, Птах? Выкрутимся…
Бесенок кивнул в ответ.
Довольный поддержкой кот продолжил свою пламенную речь. Обычно с таким воодушевлением он выступал нечасто, и то, когда ему самому грозила нешуточная опасность. Долго плел Баюн вязь затейливых уговоров, попеременно напоминая о поруке Хранительницы и цепляя чувствительные струнки женской души, жалуясь на свою нелегкую долю будущего сироты, но все было напрасно. Как об стенку горохом…
Охрипший котофей сдался, сказав напоследок:
— Ты как хочешь, а я не намерен так часто Хранительниц менять. Ты, конечно, иногда непредсказуема, но к тебе привык, так что не обижайся… Время уговоров кончилось!