"Справится… Остряк-самоучка… Конечно, оптимисты легче живут, но гораздо меньше пессимистов. Те изначально готовы к самым худшим коллизиям жизни", — от напева, непрестанно меняющего тон, у парня закружилась голова. Глаза сами собой закрылись, и ему стало так хорошо и беззаботно, как в далеком детстве, когда, набегавшись, засыпаешь с ощущением того, что впереди ещё много-много дней, полных удивительных открытий.
*****
Перевернувшись в воздухе, Людмила взмахнула руками, пытаясь удержаться от неотвратимого падения в ужасную пасть, и с криком ухнула вниз. Жаркая темнота сомкнулась вокруг нее. Ужасающие мгновения «слепого» движения в никуда, отмеренные сбивчивыми ударами её сердца, казались нескончаемыми.
Резкий толчок…
Остановка…
Удар о твердую от долгой засухи землю и огненная зарница сквозь сомкнутые веки…
Открывать глаза Людмиле не хотелось. Хоть не увидит, как её харчить начнут. Скорей бы уже, что ли… Чего время тянет?
Клейковатый язык прошелся вдоль спины, зацепил шершавым кончиком стиснутые вокруг коленей руки, пытаясь развернуть сжатое в защитный клубок тело. Отрицательно мотнув головой, все же не выдержала, глянула сквозь ресницы.
Глаза в глаза… огромные, медово-желтые… и она, тонущая в них, как мушка в янтаре…
Так вот ты какая — моя смерть: дорога в никуда через темную щель узкого вертикального зрачка в обрамлении радужного озера несбывшихся грез…
Не видеть…
Биение крови в ушах, липкая испарина и холодеющие руки, у которых уже нет сил сжимать выскальзывающие колени.
— Все, хватит! — Людмила до боли закусила губу. — Страшно? — Встала, пошатываясь, во весь рост. — Лучше ужасный конец, чем ужас без конца… — И застыла, пойманная в плен гипнотическим взором.
Звонкая трель недалеко — до боли знакомая рулада змиуланчика… С трудом оторвала глаза от созерцания омута чужого взгляда — чужого, но не враждебного ей — и заметила мельтешащего рядом змееныша. Тот обрадовано заверещал, завис над плечом, трепеща тонкими перепончатыми крыльями. Чародейка, услышав потрескивание своих загорающихся волос, невольно подалась назад и только тогда разглядела всего «папаню». Змей впечатлял: огромный шар головы на короткой мощной шее, кожистые крылья подрагивающим веером на широкой спине и длинный хвост двойным охватом вокруг Людмилы и самого змея. А ведь она едва достает до колена когтистой лапы.
Что ж теперь делать с этой «горячей» семейкой?
Неожиданный шквал сбил Людмилу с ног, протащил по земле, раздирая на ленты остатки одежды, затолкнул под согнувшийся от напора ветра куст. Гулкие хлопки, словно слитные удары сотен ладоней, пронизывающая все тело дрожь от сдвоенного змеиного клича. Развернулась, на четвереньках выбираясь из-под нависающих веток, и увидела только прощальный отсвет заходящего солнца на золотисто-зеленоватой чешуе, мелькнувший парной искрой в белесом мареве наползающих облаков.