— Какие? — не выдержала Людмила томительную паузу, несмотря на свое твердое решение молчать, что бы ни услышала.
В темных глазах бесенка мелькнула непонятная печаль, и он опять заговорил, быстро, сбивчиво, проглатывая окончания слов. Людмила даже не сразу поняла, что слышит хорошо знакомое:
Мы черные вороны смертного ложа,
Дыхание мертвых над ухом убийц,
И шорох шагов, и морозец по коже,
За сотней имен, одержимостей, лиц.
Скажи мне, когда это было иначе?
Мы мстили за тех, кто остался один.
Ведь боги ушли, ведь святые не зрячи,
Ведь холоден ветер забытых руин.
Мы мстили за тех, что погибли так страшно,
За тех, кого люди забыли отпеть.
Пусть месть — только снег, грязный снег, снег вчерашний —
Мы мстили за то, что не смели терпеть.
Безликие тени полудня и ночи,
Как гончие ада, учуявши кровь.
Беги, если хочешь, беги что есть мочи —
Мы рядом, мы здесь, мы появимся вновь…
— Откуда ты это знаешь? — похолодела ведьма. Многое из прошлой жизни забылось, но не стихи, особенно свои, выстраданные бессонными ночами. Они возникали в памяти снова и снова, как отражение затаенных мыслей и печалей.
— Это днем ты была ведьмой, а спящая становилась совсем другой. Говорила во сне, тосковала о чем-то, стихами вещала часто. Всякими, но эти почему-то звучали чаще всех… Словно обо мне сказано.
— Ты демон? — ужаснулась Людмила. С демонами окаянными ей ещё сталкиваться не приходилось, но метафизическое существование их она вполне допускала.
Птах закрылся лапами и затрясся в мелких корчах, невнятно всхлипывая.
— Ты плачешь?
— Глупая ты… — бесенок поднял насмешливую рожицу. — Ничего толком не зная, пытаешься свести концы с концами. А не сходятся никак… Демон… Надо же придумать.
— А разве нет?
— Мало кто по собственной воле покидает сверкающую Правь, вернее, я был единственным, кто решился отказаться от вечного благоденствия. И Макошь, и Доля счастливы, а меня тоска грызла от сладкой праздности. Хорошо там, но не для меня, куда больше мне нравилось здесь, в Яви.
— Макошь? Доля? А ты значит?..
— Недоля, — лихим полупоклоном склонил голову набок бесенок, — прошу любить и жаловать.
— Как же вернулся?
— Звездой падучей…
— Звездой? Но ведь ты бесенок.
— Это мой истинный облик — я такой и есть.
— А я на звезды всегда желание загадываю…
— Сбылось?
— Нет… — отрицательно качнула головой чародейка.
— Значит, и меня видела, — ухмыльнулся Недоля, — единым махом вниз ухнул. Макошь едва успела крикнуть напоследок, что, если погибну в Яви, то навечно. А я не мог допустить, чтобы навьи на свободу вырвались, чтобы погиб возрожденный нами мир, чтобы погубивший меня и моих ближних торжествовал победу. Думал, с Кащеем легко справлюсь, да время в Прави иначе течет — там мгновение, здесь годы. Эх, надо было его сразу убивать, как только они появились, да Макошь отговорила… Кто знал, что Триглава решит их равными нам сделать? Способные ученики оказались, а Кащей так слишком…