Ходить кругами между деревьев порядком поднадоело, когда Людмила почувствовала знакомый запах — смесь запашка выгребной ямы и нежного аромата цветущих анютиных глазок. Неужели нашла? Теперь все должно сладиться. Ведьма прямо пальцами наковыряла побольше корешков и почти бегом, рискуя сверзиться в темноте, кинулась обратно. Там, наверное, уже с ума сходят.
Вопреки ожиданиям, никто Людмилу особо не ждал — вся компания беспечно дрыхла у догорающего костерка, напрочь забыв о былых раздорах и элементарной безопасности. Подходи, кто хочешь и бери их тепленькими… Счастье, что никому это не понадобилось!
И ведьма трогать спящих не стала.
Она, наклонилась над краем провала, по одному бросила корешки вниз, приговаривая: — "Устели-землю-трава, меня не тронь, устели-камни-трава, меня не тронь, живым ковром заплети вокруг, меня не тронь, стеной встань до небес, меня не тронь…". Прислушалась к тихому шуршанию в темноте и удовлетворенно уселась на краю, беспечно свесив вниз ноги. Теперь осталось только ждать, а уж чего-чего, а пищи для своего роста шурушница там найдет предостаточно, вылезет наружу, да и пригодится для лазания.
Как все-таки здорово, что сила её чародейская потихоньку возвращается… Раньше многое из данного ей Людмила считала заурядным и примитивным, а ценность этого поняла только когда оказалась лишена всего, чем обладала. Верно, все познается в сравнении… От покаянных мыслей её отвлекло настойчивое подергивание за ноги. Торопливо пробормотав: — "Меня не тронь…", она вскочила. Из ямы сплошной массой выползали спутанные клубки красно-коричневых отростков с тошнотворным запахом. В таком количестве он нестерпим!
— Птах! — крикнула ведьма, несложным антизаговором останавливая неудержный рост ползучей травы, — скорей вниз, Антон там задохнется…
Бесенок спросонья кинулся в затухающий костер, опомнился только, когда припекло копытца, и, по пути наступив на котофея, подбежал к чародейке:
— Что? Куда?
— Поможешь Антону подняться, — приказала Людмила.
— Ага, ага, сейчас, — согласно кивал Птах, толкая ногой кота, оказавшегося рядом с претензиями, потом не выдержал и горячо зашептал тому на ухо, стараясь, чтобы ведьма не услышала. — Помоги мне, я не смогу его поднять, он почти мертвый.
— Как? Что ж ты молчал?
— Из-за неё, — бесенок покосился на Людмилу.
— А вдруг он уже умер? — едва слышно спросил Баюн.
— Тогда тем более… Не оставлять же его там, так мы отсюда никогда не уйдем…
— Полезли.
— А ты куда? — ведьма изумилась самопожертвованию котофея.
— Косточки размять, — дипломатично ушел от ответа Баюн.