Пренебрег советами доктора и Иван Карамазов, когда «знаменитость» заключила, что у него вроде расстройство в мозгу и что «...вообще же необходимо начать лечение серьезно...» (15; 70). Все консультации в Скотопригоньевске знаменитости из Москвы никому не принесли пользы. После посещения врача не стало легче на душе ни у больных, ни у их близких. Вспомним афоризм «Если после посещения врача больному не становится лучше, то это не врач», и сделаем вывод, что эта знаменитость не врач, а ремесленник-шарлатан. К тому же этот врач нарушает профессиональную этику по отношению к своим коллегам, спрашивая у больного: «Ну, кто вас здесь пачкал, Герценштубе? Хе-хе!» (14; 103), – и тем самым оскорбляя врача-подвижника.
Гонорары в зависимости от престижа врача и подлое опорочивание конкурентов – неотъемлемые особенности медицинской практики во времена Достоевского. Недаром в его сатирически-фантастическом рассказе «Бобок» переговаривающиеся в могилах мертвецы обсуждают престижность и гонорары практикующих врачей (Эк, Шульц или Боткин? Кусаются ли их цены? Как внимательно они осматривают? и т. п.).
Будучи болезненным человеком, Достоевский не понаслышке, а на собственном опыте знает о «треугольнике» (больной – деньги – врач). Об этом он сообщает в своих письмах: «...светило науки немецкой живет во дворце (буквально)... я спросил дожидающего больного, сколько платят... он ответил мне... 5 талеров. Я решил дать три. Больных он держит минуты по три, много пять минут. Меня держал 2 только минуты и лишь дотронулся стетоскопом до моей груди. Затем изрек одно только слово: Эмс... Я положил три талера и ушел: было зачем ходить...» (29; 1; 325–326). Или: «...Мерзавец... Он до того небрежен с больными, благо у него собирается по 50 больных в приемные часы!..» (29; 2; 62). И «...ему бы только поскорей отвязаться от больного, никогда не рассмотрит подробно, кроме 1 раза, да и первый-то единственно смотрит из приличия, чтобы не испугать больного небрежностью с самого первого раза...» (29; 1; 100). И опять о деньгах: «...я бываю каждые 6 дней и даю ему каждый раз 10 марок... чтобы был внимательнее...» (29; 1; 104).
Почти мошенничеством кажется Достоевскому тактика немецкого врача, который «из самолюбия» отвергает советы петербургского, а потом после безуспешности предложенного им лечения вынужден возвратиться к им самим отвергнутым предписаниям. А как он возмущен, когда его отказывается выслушать врач, узнав, что он безуспешно лечился у другого: «...Вот какие у них нравы... из ремесленной своей чести отказывает больному, тогда как больной имеет полное право не доверять своему доктору, а он обязан помогать всякому приходящему...» (29; 353).