Счастливая женщина и как ею стать (Вуль) - страница 35

А еще есть веки и ресницы – предмет гордости и печалей.

Однажды я увидел женщину. Она стояла в проеме двери, освещенная боковым солнцем и разговаривала с заболевшей коллегой. Ее ресницы давали тень! Это была Судьба...

К сожалению, ресницы не выращивают, с ними рождаются и умирают. Иногда их теряют – с этим надо бороться всеми силами и доступными способами.

Подкрашивание век – процесс, действо, а суетное – «одну минутку». Выбор теней, туши, манера класть макияж – отсутствие культуры и косметической образованности ведет не к созданию блоковской Незнакомки, а к какому-то дикому шаржу, оруще-вопиющему кондовому творчеству на «морде лица», как говорил мой сын Алеша.

Вообще-то на Западе парфюмерия больше продается, чем покупается. Пользуются ею очень аккуратно, чуть-чуть и всегда со вкусом.

Но чаще и не пользуются вовсе – иные подходы к привлекательности и «оперению». Мотайте на ус, но лучше на уши. А если есть гирсутизм (оволосение), не забудьте утром в понедельник записаться к врачу.

Вот, пожалуй, и все.

Глава VIII. Старшая сестра печали

ОТ МУДРЕЦА СЛЫШУ:

Предают только свои.

О, одиночество!
Как твой характер крут...

Это – Белла Ахмадуллина, потрясшая поэтический мир. Антенна предчувствий и ощущений. Это Женщина с лебединой шеей и Божьей печалью на челе. Это – Женщина.


... Ах, как все красиво начиналось!

У него была аппетитная фамилия Сметана. Они учились на одном курсе. Светлана влюбилась сразу и бесповоротно – как в омут. Ее глаза лучились даже во сне, ничего на свете больше не было – он, нормальная анатомия и латынь, еще какие-то первокурсные премудрости, но это не имело значения.

В ЗАГС шло полсотни студиорумов с транспарантом: «Я люблю Сметану!!!»

А дальше можно и не рассказывать: обман, трусость, его уход в родительский дом, мелочность и атрофия мужских начал (куда глаза глядели – их же и не было!). Развод. Сережа родился уже у одинокой женщины. Он его так ни разу и не видел – хотя жили в четырех троллейбусных остановках друг от друга. Ни разу за десять лет.

Лет пять спустя случился первый роман. Он был намного старше, нетороплив, степенен, мудр и скучен. И расстались неторопливо и тихо. Перестал приходить – и все. А спустя года полтора случился еще один Саша. Она прощала ему все – хотелось ласки и секса. А он был вздорен, самоуверен, все время плохо играл, переигрывал в микроимператора и – надоел. Она ему позвонила, сказала: не приходи больше, не хочу. Он пришел, она не открыла. Он дождался ее утром, сопроводил на работу. Как мог, прижимал к борту. И если поначалу решение было принято после раздумий, больше разумом, то потом стало настроением и однозначным желанием. Надоел... Он не понимал, не понимал, потом понял. Однажды, правда, пришел неожиданно, пытался вернуть позиции и она – минутная слабость, прошлые стереотипы – сдалась. А когда он шнуровал ботинки в прихожей, в халатике стала напротив и сказала: