Перед ним простирался совсем не тот пейзаж, который он видел мгновение назад. Вместо мерцающего темного моря за белыми стенами Новиомагуса к небу громоздились величественные горы в снежных шапках в одеянии сосновых боров и рябиновых рощ.
– Нам необходимо поговорить, – сказал Кулейн. – И тут ты в большей безопасности.
Внезапно гнев Кормака забушевал снова – на этот раз гранича с божественным безумием берсерка. Без единого слова он прыгнул к Кулейну, уже опуская меч на его голову. Кулейн с молниеносной быстротой парировал удар, но вынужден был попятиться под свирепым натиском. Вновь и вновь Кормак почти опускал свой двуручный меч, но всякий раз лезвие отклонялось с несравненным искусством. Позади них Андуина, неспособная увидеть происходящее, спотыкаясь, протягивала руки вперед и звала их. Вне себя Кормак не заметил слепую, и его меч, отбитый Кулейном, описал широкую дугу, почти опустившись на голову Андуины. Кулейн прыгнул ногами вперед, опрокинул Кормака, и меч полоснул Андуину по плечу. Из раны брызнула кровь, Андуина вскрикнула, но Кулейн побежал к ней, прижал камешек Кормака к ране, и та мгновенно затянулась.
Кормак смотрел на них с земли, полный ужаса и стыда. Он поднялся на ноги и подошел к ним.
– Прости, Андуина. Я тебя не заметил.
Она наклонилась в его сторону, и он взял ее за руку. Ее улыбка показалась ему солнечным светом после грозы.
– Мы все опять друзья? – спросила она.
У Кормака не было сил ответить, а Кулейн хранил угрюмое молчание.
– Как грустно! – сказала Андуина, и ее улыбка угасла.
– Я наберу хвороста для костра, – сказал Кулейн. – Переночуем тут, а завтра отправимся в горы. Когда-то у меня было там убежище. Хотя бы некоторое время мы будем в безопасности.
Он выпрямился и вышел из Круга. В ярком свете луны Кормак сидел рядом с Андуиной и не находил слов, чтобы заговорить с ней. Но он сжимал ее руку точно талисман.
Она вздрогнула.
– Тебе холодно?
– Немножко.
Он с неохотой выпустил ее руку, принес одеяло и закутал ее тонкий стан. Во время боя с викингами чары преображения исчезли, и она вновь была такой, какой он увидел ее в проулке – темноволосой, исполненной хрупкой красоты.
– Твой гнев прошел? – спросила она.
– Нет, он затаился где-то в глубине меня. Я ощущаю его как вьюжный холод. Хотя и не хочу этого.
– Откровение тебе не враг.
– Я знаю. Но он предал меня, бросил.
– Он считал тебя мертвым.
– Но я был жив! Все годы моей жизни были полны мук. Если бы не Гриста, я бы умер. И никто бы бровью не повел. Я не знаю своей матери, ни разу не почувствовал ее прикосновения, ее любви. А почему? Потому что Кулейн украл ее у мужа. У моего отца! Это была подлость!