Она тоже сжала свои руки вокруг талии майора и жарко дышала через полотно рубашки ему в грудь. Тревор глубоко втянул воздух, чтобы успокоиться, но получилось как раз обратное. Нижняя часть его тела наполнялась жизнью, пульсировала и жаждала войти в теплые глубины женского существа. Так что все его благие намерения, как пепел, вмиг разлетелись по ветру. Взяв ее лицо в свои ладони, Тревор заглянул в глубь фиалковых глаз:
— Ах, не надо было приводить меня сюда.
— Простите. — Леа прерывисто, с искренней горечью вздохнула. — Я думала… Мне казалось, что вам понравилось…
Он не мог больше сдерживаться. Губы его обхватили ее рот. И хотя он собирался поцеловать ее нежно, но взвинченное напряжением тело взяло свое. Чуткое касание губ вмиг превратилось в необузданное, дикое наступление.
Леа прильнула к нему. Тревор говорил себе, что должен убираться отсюда, пока не поздно. К несчастью, тело ему уже не повиновалось. Раскаленная добела стрела желания пронзила майора, и он вспыхнул такой страстью, которая едва не заставила его сорвать с себя все до нитки. Язык его проник в глубины рта Леа и теперь вкушал их сладость. И она затихла, замерла перед этой яростной лаской. В том уголке своего сознания, который еще не был объят всеобщим пожаром, Тревор заметил ее невинное изумление. О нет, Батлер ни разу не целовал ее так, с таким отчаянием и жадностью. И никто прежде не целовал ее по-настоящему. Эта мысль доставила ему радость.
Руки его теперь бродили по спине Леа, по ее бедрам. В конце концов они проникли между их телами. Тревор взял в ладонь ее грудь и почувствовал, что соски затвердели под его лаской. Леа обняла его за шею, стремясь удержать и продлить поцелуй. Он услышал сладострастный стон, но так и не понял, чей это звук: ее или его собственный.
Адово пламя разбушевалось в нем, требуя выхода. Ни одна женщина до сих пор не возбуждала его до такой степени. Он дошел до той точки, за которой, казалось, мог лишь взорваться. Если бы не постоянный контроль над собой, то ни одна земная сила не сумела бы удержать его от обладания ею. Зарычав от пережитого удовольствия, он наконец оторвался от губ Леа.
Она взглянула на него затуманенными желанием глазами и провела языком по припухшим губам. От этого Тревор вспыхнул с новой силой. Все, что могло его спасти, — это шаг назад. И он сделал его.
Он вел себя отвратительно. О черт, его следует выдрать кнутом на конюшне! Перед ним стоит наивная девочка, племянница уважаемого Стэнтона, а он едва не овладел ею прямо здесь, на этой земле, где она является хозяйкой. Лучше бы она отхлестала его по физиономии! Но Леа явно не разделяла самоуничижительных мыслей Тревора и не собиралась его наказывать. Вместо этого она уставилась на него с тем же невинным доверием во взгляде, которое только что распалило его страсть, с доверием, которого он, увы, не заслуживал.