Итак, судьба его решена. Нравится ему эта затея или нет, но он отправится во Флориду и будет управлять там тростниковой плантацией, о которой ровным счетом ничего не знает, а в сущности, и не хочет знать. Утешало одно: услуги его понадобятся лишь в течение нескольких месяцев. Да и жертва эта принесет пользу — если и не ему самому, то хотя бы Эдварду Стэнтону.
Джон Прескотт хитро улыбался, источая при помощи костяной трубки клубы табачного дыма. Тревор достал из внутреннего кармана сюртука толстую сигару и провел ею у себя под носом, глубоко вдыхая аромат табака. Тяжелое ранение лишило его многих прежних привычек, но благодаря милости Всевышнего он по-прежнему мог наслаждаться хорошей сигарой. И еще выпивкой. Если накатывала эта раздирающая и тело, и душу боль, алкоголь помогал ему облегчить физические страдания. К сожалению, душевные муки не поддавались воздействию этого лекарства.
— Тебе письмо, — небрежно обронил Джон.
Тревор глянул на серебряный поднос для почты, стоявший на столе, и мрачные мысли прочно завладели им.
Тщательно разрисованный замысловатыми узорами конверт означал, что его куда-то приглашают. Но он не пойдет. В обществе он непременно станет центром внимания. Какие-нибудь благожелательные болваны наверняка не преминут вспомнить, как прекрасно когда-то, еще до ранения, на нем сидел синий мундир. Или кто-нибудь пожалеет о том, что теперь мистер Прескотт не может танцевать. Или сочувственно пожмет руку и заметит, что он, похоже, сумел смириться с неизбежным. Жалость, которую он ожидал прочесть в глазах окружающих, заранее раздражала и бесила его. Но не это хуже всего.
Она будет там!
Флоренс Уорс не пропускает ни одной вечеринки. Тревор и представлял-то ее себе только в бальном платье. Вот и теперь ему чудится ее образ. Опираясь на руку своего нынешнего ухажера, Флоренс грациозно изгибает роскошное тело в божественном наряде. Картина эта могла бы воспламенить воображение любого самого стойкого и хладнокровного мужчины, не говоря уж о Треворе. Ее медовые волосы, уложенные в высокую прическу, обнажают точеную шейку. Даже воспоминание о соблазнительном аромате французских духов вмиг разжигает жар в теле и задевает те струны, о которых следовало бы поскорее забыть. Вот зеленые глаза Флоренс оглядывают зал и наконец встречаются с его глазами…
И вдруг, смутившись, она отводит взор.
А вокруг уже ползут приглушенные перешептывания. Он, Тревор, несчастный солдат и жених в отставке, снова занимает мысли и разговоры гостей.
— Бедненький майор Прескотт, — прикрываясь ладонями или веерами, говорят они. — До этого ужасного ранения он был таким жизнерадостным человеком… настоящим солдатом.